На коленях у него лежала записная книжка, и он небрежно листал ее. Книжку он нашел у себя в вещах сегодня утром, не смог вспомнить, брал ли ее с собой в Санта-Фе, и решил на всякий случай проверить, нет ли в ней упоминаний о Гае, — пока Джерард не наложил на нее лапы. Между делом он обнаружил немало людей, с которыми хотел бы возобновить знакомство теперь, когда он при деньгах. Потом у него возникла идея. Достав карандаш, он написал под буквой «П»:
Томми Пандини
76-я улица, 232-в
А под буквой «Ш»:
«Шалава»
Спасение на водах
Мост «Адских врат»
Пускай Джерард поищет!
Ближе к концу книжки он обнаружил запись: «Дэн, 8:15, отель „Астор“». Он не помнил никакого Дэна. «Забрать долг у Кэпа до 1 июня». Бруно перевернул страницу и похолодел. «Подарок Гаю — 25 долларов». Он поспешно вырвал страницу. Тут имелся в виду ремень, который он купил в Санта-Фе. Зачем вообще было это записывать?! Помутнение рассудка…
Именно в эту минуту к дому подъехал большой черный автомобиль Джерарда.
Усилием воли Бруно заставил себя остаться на месте и проверить книжку до конца. Затем сунул ее в карман, а вырванную страницу скомкал и отправил в рот.
Джерард шел к нему по вымощенной камнями дорожке, зажав сигару в зубах.
— Что нового? — поинтересовался Бруно.
— Да есть кое-что.
Джерард скользнул взглядом по газону от дома до забора, оценивая расстояние, которое преодолел убийца, спасаясь бегством.
— Например?
Бруно непринужденно пережевывал комочек бумаги, как будто жевательную резинку. Он покосился на автомобиль и встретил пристальный взгляд помощника Джерарда. Тот сидел за рулем и неотрывно смотрел на Бруно из-под полей серой шляпы. Неприятный тип…
— Например, мы выяснили, что убийца скрылся не в городе. Он ушел вон туда. — Джерард махнул рукой, как сельский лавочник, показывающий дорогу. — Рванул напролом через тот лесок, и там ему пришлось несладко. Мы нашли вот это.
Бруно встал с шезлонга и посмотрел на обрывок лиловой перчатки и клочок темносиней ткани, похожей на ткань пальто Гая.
— Ну и ну. Вы уверены, что это от одежды убийцы?
— Вполне. Вот этот лоскут от пальто. А этот, скорее всего, от перчатки.
— Или шарфа.
— Нет, тут есть шов. — Джерард потыкал в обрывок ткани рябым жирным пальцем.
— Веселенькая расцветка…
— Так они женские. — Джерард подмигнул ему.
Бруно ухмыльнулся и тут же пожалел об этом.
— Сперва я подумал, что убийца профессионал, — признался Джерард со вздохом. — Он явно знал, что как расположено в доме. Но профессионал не потерял бы голову и не стал бы ломиться через здешние дебри.
Бруно хмыкнул якобы с неподдельным интересом.
— Хотя верная дорога была ему известна, — продолжал Джерард. — Он промахнулся мимо нее в темноте на какой-то десяток метров.
— Почему вы так решили?
— Потому что это убийство, Чарльз, является результатом тщательного планирования. Сломанный замок с черного хода, ящик из-под молочных бутылок, приставленный к забору…
Бруно молчал. Значит, Герберт доложил, кто именно сломал замок. Возможно, и про ящик тоже.
— Лиловые перчатки! — Джерард весело хохотнул, что было совсем на него не похоже. — Да какая разница, какого они цвета! Убийца надел их не для красоты, а чтобы отпечатки пальцев не оставлять! Верно я говорю?
— Ну да… — ответил Бруно.
Джерард вошел в дом через террасу. Бруно последовал за ним. Джерард направился в кухню, а Бруно — на второй этаж. Заглянул к себе, бросил записную книжку на кровать и пошел дальше по коридору. При виде открытой двери в комнату отца у него возникло странное чувство — словно он лишь теперь осознал, что Капитана больше нет. Все оттого, что дверь болталась нараспашку — как выбившаяся из-под ремня сорочка, как поднятое забрало. Отец бы такого не допустил. Помрачнев, Бруно захлопнул дверь, оставив за ней ковер, по которому ступали ноги Гая, а потом детективов, письменный стол, с которого забрали все бумаги, и раскрытую чековую книжку, ожидающую росчерка отцовского пера. Потом осторожно заглянул к матери. Она лежала на кровати с открытыми глазами, до подбородка завернувшись в розовое одеяло. В таком положении она пребывала с вечера субботы.
— Ты не спала?
— Нет.
— Джерард опять приехал.
— Знаю.
— Если не хочешь с ним общаться, я его прогоню.
— Милый, ну что за глупости.
Бруно присел на край постели и наклонился к ней.
— Поспала бы ты, мам.
Под глазами у нее залегли испещренные морщинками лиловые тени, а уголки губ опустились вниз, так что рот стал незнакомо длинным и тонким.
— Милый, Сэм точно ничего тебе не говорил? Не делился никакими подозрениями?
— Да разве он стал бы чем-то таким со мной делиться?
Бруно встал и принялся бродить по комнате. Присутствие Джерарда в доме его раздражало. Джерард вел себя так, будто у него в рукаве есть улики против всех и каждого — даже против Герберта, который боготворил отца и разве что прямым текстом не обвинял в его смерти Бруно. Но Герберт точно не видел, как Бруно измерял шагами дом, иначе уже заявил бы об этом. Да, Бруно слонялся по дому и двору, пока мать лежала с пневмонией, но кто мог знать, считает он при этом шаги или нет? Он хотел бы сейчас пожаловаться на Джерарда, однако мать бы его не поняла. Она настаивала на том, чтобы расследование вел именно он, потому что он считался лучшим. В этом деле они с матерью не были заодно. Она даже могла сболтнуть лишнего — например, что они запланировали пятничный отъезд лишь накануне — и даже не поставить его в известность!
— Чарли, а ты располнел, — пожурила его мать с улыбкой.
Бруно тоже заулыбался, потому что она опять стала похожей на себя. Она вылезла из постели и теперь надевала шапочку для душа перед зеркалом.
— На аппетит не жалуюсь, — соврал Бруно.
И аппетит, и пищеварение у него в последнее время были ни к черту. Впрочем, это не мешало ему толстеть.
Джерард постучал в дверь через секунду после того, как мать закрыла за собой дверь в ванную.
— Она надолго, — сообщил ему Бруно.
— Передайте ей, что я жду в холле.
Бруно передал это матери через дверь и пошел к себе. Записная книжка валялась в другом положении — Джерард явно успел обнаружить ее и просмотреть. Бруно не спеша сделал себе виски с содовой, выпил и бесшумно спустился в холл. Джерард уже расспрашивал мать:
— Вы не заметили внезапных перемен в его настроении? Может, он был подавлен или, наоборот, чему-то радовался?