И она снова побежала, и мы помчались за ней, но потом вспомнили про Горбунькова с его младшей сестрой Настей. Им за нами не угнаться, вот мы и остановились.
– Может, на речку? – предложил Лёха. – А потом по городу прошвырнёмся?
– Нет, сначала в церковь, – сказал я, и Лёша послушно согласился.
У нашей церкви три синих купола, которые видны издалека. Сама она белая и стоит на пригорке. Чтобы подойти к ней, надо пройти по длинной светлой берёзовой аллее.
Я взял на себя роль экскурсовода.
– Когда-то церковь была деревянной, рассказывал я. – Но во время сильного пожара тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года она сгорела. Её возвели снова. На благотворительные пожертвования синеградских крестьян. Поэтому до сих пор церковь в народе называют Крестьянской. А ещё у неё очень нарядная колокольня. В звоннице семь колоколов.
– Они здорово на Пасху звонят, – сказал Лёха.
– Да, – кивнул я. – Мне тоже очень нравится. Звонарям дозволяется звонить вдоволь, в любое время, на радость всему миру! Но такая неделя в году единственная…
– Почему? – спросила Нелька.
– Такие правила. Церковные каноны, – объяснил я. – Звонят в определённый час, определённым образом. А вот на Пасхальную Светлую Седмицу – хоть всю неделю! Праздник.
Я замолчал.
Вспомнил, как красиво звонили колокола и звон их наполнял мою душу покоем. Оказывается, учёные выяснили, что такие недуги, как беспричинное беспокойство, страхи, нервозность, бессонница и депрессии прекрасно исцеляются колокольным звоном. Особенно малиновым. Между прочим, это научно доказанный факт.
– Но малиновый звон, – продолжал я вслух, – никакого отношения к малине не имеет.
– Чего? – не понял Лёха.
– Да нет… ничего… – пробормотал я, – вспомнил просто…
– А ты расскажи, – попросила Василиса. – Ты очень интересно рассказываешь.
– П-правда, – кивнул Горбуньков, а его младшая сестра Настя спросила:
– А малиновый звон, потому что, как малина, сладкий?
– Может, и поэтому, – улыбнулся я. – А вообще, первые колокола с таким звоном начали лить в Западной Европе, в бельгийском городе Малине. У этих колоколов звон благолепный, то есть очень красивый, мягкий, переливающийся…
В это время зазвонили колокола нашей Крестьянской церкви.
– Такой? – спросила Настя. – Это малиновый звон?
– Да, – ответил я.
Мы стояли и слушали, а небо было чистое, как звон, разносившийся над нами, и над берёзовой аллеей, и над белой церковью с тремя синими куполами.
– А теперь – на речку! – вспомнил Лёха. – Последние денёчки остались!
– Почему – последние? – засмеялась Нелька. – Я не хочу последние! Я хочу первые!
– Потому что сентябрь! – крикнул Лёха. – Бабье лето! В октябре не поныряешь!
И мы побежали на речку. Мы ныряли, плавали наперегонки, и вообще было здорово!
А потом мы грелись на песочке и жевали вкусные пирожки с яблочным повидлом.
А потом стали играть в города, фоткать-ся на мобильник Горбунькова, но скоро нам и это надоело, и мы начали носиться по берегу, вопить разные глупости и играть в ловитки, прямо как в детском саду…
И тут Лёха крикнул:
– А малявка где?!
Насти нигде не было. Горбуньков запаниковал и не смог вымолвить ни единого слова. Мы тоже заволновались, заглянули за все кусты – может, она устала, прилегла и уснула. С детьми такое бывает. Да чего там с детьми? Если я устану, усну там, где сяду, – пушкой не разбудишь.
Горбуньков испугался так сильно, что в ужасе произнёс страшным шёпотом:
– Она утонула…
– Глупости! – крикнула Нелька. – Я её только что видела, минуты три назад. Вон у той берёзки.
Мы невольно взглянули на высокую берёзу, которая росла почти у самого берега.
Настя преспокойно сидела себе на толстой ветке и довольно улыбалась. К ветке была привязана тарзанка – верёвка с перекладиной, чтобы раскачиваться и прыгать в воду. И как мы про эту тарзанку забыли? Можно было попрыгать-понырять.
– Как ты туда влезла? – удивился Лёха.
– Очень просто! – засмеялась Настя. – По лесенке!
К берёзе с обратной стороны и правда была приставлена деревянная лестница. Видно, для того, чтобы было удобней добираться до тарзанки. Предусмотрительный у нас народ.
– П-почему ты м-молчала? – рассердился Горбуньков и забегал вокруг берёзы. – М-мы тебя з-звали! Н-ну-ка сейчас же слезай!
– Не слезу! – засмеялась Настя. – И всё маме расскажу! Как вы про меня забыли! Все пирожки съели, а мне не дали! Жадины-говядины!
– Да вот твой пирожок! – возмутился Горбуньков. – С-слезай, иначе я его сам съем!
– Мы про тебя не забыли, – крикнули мы хором. – Извини нас!
– Я тебе куклу подарю, – пообещал Лёха. – Шикарная кукла! Говорит «мама».
– А я подарю перламутровый гребешок! – засмеялась Нелька.
– А я – розы! В нашем саду очень красивые розы! – улыбнулась Василиса.
Кстати, после речки она совсем не пахла, а как надела свой свитер с джинсами, я снова почувствовал этот странный запах… кажется, какого-то лекарства… или лекарств…
– Я тебе подарю говорящее волшебное зеркальце! – пообещал я Насте.
– Хорошо, – согласилась сестрёнка Горбунькова и ловко спустилась с берёзы. – Давайте!
– Сначала п-поешь, а всё остальное п-потом, – Горбуньков отдал сестре пирожок.
– Не врёте? – сощурилась Настя и пригрозила: – А то я снова на дерево влезу!
– Во даёт, – хмыкнул Лёха. – Пошли за куклой! Экскурсия продолжается!
И мы отправились за подарками для Насти.
Домой я вернулся поздно. Мамы ещё не было. Я пожарил картошку, съел половину, и тут раздался телефонный звонок. Он у нашего телефона дребезжащий. Сам телефон старый и пузатый, на длинном проводе, ровесник моей мамы. Но маму старой не назовёшь. Она у меня красивая, только уставшая.
Я взял телефон и плюхнулся вместе с ним на диванчик. И диванчик у нас допотопный, уютный, без него нашу квартиру представить невозможно. Я поднял трубку.
– Привет, – сказал очень знакомый голос. – Как прошла экскурсия? Весело было?
– Да, – ответил я и замолчал – если честно, я не знал, что говорить.
– А как было весело? – на том конце провода хихикнули.
Я положил трубку. Мне не хотелось говорить. Телефон задребезжал снова.
– Невежливо так себя вести, – голос хмыкнул.
Я промолчал.
– Алло, – сказал голос, – ты меня слышишь?