– Басня Ивана Андреевича Крылова «Лягушка и Вол». Наизусть, – напомнила Поросёнок.
– Не вижу леса рук! – Изольда Яковлевна нахмурилась.
Половина класса пригнулась к партам. Остальная половина легкомысленно уставилась в окна.
Я вообще не пошевелился. Я прислушивался к собственному животу. И зачем я пришёл в школу?
– Гоша, – Изольда Яковлевна посмотрела на меня. – Какой-то ты сегодня торжественный!
Я испуганно уставился на учительницу. Только не меня! В таком состоянии я и двух слов не свяжу…
– Ну что ты сидишь? – Изольда Яковлевна поманила меня пальцем. – Иди-ка сюда.
Словно под гипнозом, я вылез из-за парты и пошёл к доске. Эх, шпроты-шпроты, и поел-то я вас граммов сто! Эх, молоко!..
– Давно ты нам не читал басен! – сказала Изольда Яковлевна.
– Да? – спросил я.
– Да! – кивнула Изольда Яковлевна. – Сегодня твоя очередь! Мы с нетерпением ждём!..
Я напряг все головные извилины и произнёс:
– Басня И.А. Крылова… «Лягушка и бык»…
– Вол! – поправила Изольда Яковлевна.
– «Лягушка и Вол»… Ой! – вскрикнул я.
Класс засмеялся.
– Что такое? – спросила Изольда Яковлевна.
– Что? – сказал я.
– Учил? – спросила Изольда Яковлевна.
– Да… Ой! – я незаметно схватился за живот.
– Не учил… – вздохнула Изольда Яковлевна.
Я тоже вздохнул.
И тут я услышал третий вздох. Вздох Иры Демьяненко.
Она смотрела на меня. Такая красивая!..
– Лягушка, на лугу увидевши Вола, затеяла сама в дородстве с ним сравняться, – услышал я собственный голос. – Она завистлива была. И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться…
«Сейчас надуюсь и взорвусь! – подумал я. Как лягушка!..»
Но ничего не происходит. Наоборот, живот успокоился, а я и не заметил, как прочитал всю басню. Без единой запинки!
Мораль басни я продекламировал с большим воодушевлением:
– Пример такой на свете не один: и диво ли, когда жить хочет мещанин, как именитый гражданин, а сошка мелкая, как знатный дворянин!
Фу-у!.. Надо же! Вот это да!
– Пять с тремя плюсами!!! – просияла Изольда Яковлевна.
Я с благодарностью взглянул на Иру Демьяненко. И вдруг я только сейчас увидел, какая у неё необыкновенная коса! Толстая и блестящая, как звёздная ночь!
И снова этот Баран!
Стоит у перил, по дороге в школьный буфет, ухмыляется.
Жуёт спичку.
Я иду мимо. Я улыбаюсь. Вроде бы даже не замечаю его.
– Ап-чхи! – чихает Баран.
Прямо в лицо. Мне! Снова за своё?!
Спичка маленькой стрелой описывает дугу и задевает моё правое ухо.
Пугает, что ли?
Я останавливаюсь, смотрю на Барана и думаю: «Да нет, не пугает… Какой-то странный он сегодня, распухший. На себя не похож…»
– Чего надо? – спрашивает Баран.
При этом он гундосит, и я понимаю, что Баран не совсем здоров. Глаза красные, лицо зелёное, ноздри влажные.
– Ну? Чего уставился? Ва-ва-ли! Ап-чхи!.. – Баран неловко утирает нос своим здоровенным кулаком.
И неожиданно плаксивым голоском добавляет:
– Заразу подцепил… Горло дерёт!..
Вот это да! Неужели хочет, чтобы пожалели?
– Иди, – говорю, – домой. Ты же больной.
Баран таращится на меня:
– Чего?!!
Что-то я ничего не понимаю в этой жизни. То овечку из себя строит, а то тигром рычит.
Я вздыхаю. Наверное, ни к чему с таким вот Бараном связываться. Ну его!..
Я иду дальше. В буфет.
– Вали, вали! Кому сказал?! – несётся вслед Бараний хрип, а потом – громкое троекратное: «Ап-чхи! Ап-чхи! Ап-чхи!..»
В буфете толкотня. Все берут пирожки с яблочным повидлом.
У тёти Дуси, буфетчицы, отличные пирожки! Я могу съесть сразу пять пирожков. Или шесть. Если голодный, конечно.
В буфете собралось полшколы! Даже учителя выстроились в очередь. Я же говорю, чудесные пирожки у тёти Дуси!
Тётя Дуся печёт свои знаменитые пирожки дома. Вместе с двумя сёстрами-пенсионерками. Раз в неделю. А потом продаёт их в нашем буфете.
Все только рады. А больше всех – директор школы, потому что он сам обожает тёти-Дусины пирожки. И жить без них не может.
Даже Лазарь-Пончик, которому его мамочка приносит каждый день в школу по двадцать пончиков (представляете?!) и следит за тем, чтобы сыночек съел их все до единого, даже Лазарь-Пончик топчется и пыхтит позади меня, и кричит:
– И мне! И мне! Десять пирожков! И мне!
Вот какие вкусные пирожки! С яблочным повидлом!
Я получаю свои шесть пирожков и отхожу в сторонку, облизываясь.
– Ой, – слышу я любимый голос. – А мне пирожков не досталось!..
Ира Демьяненко говорит очень тихо и смотрит не на меня, а на тётю Дусю, которая разводит руками:
– Всё, милые! До следующей пятницы!
Ира Демьяненко не видит меня, и мне становится неловко. Как же я забыл? Мог бы и ей пирожки взять.
– Угощайся, – говорю я Ире.
Ира стоит ко мне вполоборота, и я замечаю, как у неё пульсирует на шее жилка. Такая маленькая, беззащитная жилка.
– Что? – спрашивает Ира, наконец-то повернувшись ко мне.
Мы смотрим на мои пирожки. Они румяные, с капельками яблочного повидла по бокам.
– У меня шесть пирожков, – говорю я, не отрывая от пирожков взгляда.
– Шесть, – повторяет Ира.
Она дотрагивается до одного из пирожков и произносит шёпотом:
– Горячий.
Вокруг нас шумят, чавкают, цыкают зубами, а мы слышим друг друга, хоть и говорим почему-то тихо-тихо. Сами не знаем почему.
– Ешь, – шепчу я, – пока не остыли.
– И ты ешь, – шепчет Ира и поднимает на меня глаза.
А я – нет. Я продолжаю смотреть на пирожки. У меня текут слюнки.