– Это про велосипед, что ли? – перебивает Баран.

– Нет, – говорю я, – это про забор.

– A-а… Ну-ну, давай, валяй дальше! – говорит Баран.

– Чебурашка, – продолжаю я, – бегает вокруг бочки и бормочет: «Ну когда же этот забор кончится?!»

Баран, словно медведь, дышит в трубку. Сопит.

Я говорю:

– Всё.

Баран говорит:

– Чего?

Я говорю:

– Всё. Такой вот анекдот.

Баран говорит:

– Который?

Я говорю:

– Про Чебурашку.

Баран говорит:

– Повтори!

Я повторяю анекдот:

– Чебурашка бегает вокруг бочки и бормочет: «Ну когда же этот забор кончится?!»

После недолгого молчания Баран спрашивает:

– Ну? Чего ты там затих? Э, Гошан?

Я говорю:

– Я не затих.

Баран говорит:

– Слушай… Объясни!

Я говорю:

– Что?

Баран говорит:

– Ну, это… Анекдот…

Я говорю:

– A-а… Значит, Чебурашка бегает вокруг бочки… Это понятно?

Баран говорит:

– Ну чего я, совсем, что ли, баран?

Я говорю:

– Чебурашке кажется, что он бежит вдоль забора!

Баран говорит:

– Почему?

Я говорю:

– Потому что бочка сделана из таких деревяшек, которые похожи на забор.

Баран говорит:

– Ну?

Я говорю:

– Вот он и бормочет: «Когда же этот забор кончится?!» А он бегает вокруг бочки! Понимаешь?

Тут Баран начинает хохотать. Он хохочет так долго, что у меня закладывает ухо.

– Смешно? – спрашиваю я.

– Иди ты! – хрипит Баран, с трудом успокаиваясь. – Ну ты молоток!

Я терпеливо жду, когда он перестанет стонать и сипеть.

– Этот Чебурашка чего – того?! – хохочет Баран.

– Нет, – говорю я, – просто он маленький неопознанный зверёк.

– Ну вообще! – голос у Барана такой счастливый, словно ему рассказали не анекдот, а даже не знаю что.

Я такого счастливого голоса, наверное, никогда не слышал.

– Слушай, – спрашивает Баран, – а чего ты мне позвонил? Ты чего, тоже больной?

– Да, – отвечаю я, – ангиной.

– Да ты чего?! – поражается Баран. – И я тоже. Только я уже всё!

– Что? – спрашиваю я.

– Ну – всё! – объясняет Баран. – Всё, значит!

– Выздоровел? – подсказываю я.

– Да, – говорит Баран. – В понедельник в эту… В школу уже… Слушай, Гошан, а откуда ты мой телефон знаешь?

– Я же с твоей сестрой Галей Барановой учусь в одном классе, – отвечаю я.

– Да ты чего?! – хрипит Баран. – Ты чего молчал?!

– Не знаю, – отвечаю я.

И вдруг, неожиданно для самого себя, спрашиваю, даже не подумав, что я говорю:

– Боря, а ты не знаешь, что такое: «досрочно выпустили»?

– Чего-о?! – говорит Баран. – А чего я должен знать?!

– Ну вот когда говорят, – бездумно продолжаю я, – что человека «выпустили досрочно», что это значит?

– Ты чего? – хрипит Баран. – Ты меня бесишь, да? Э-э, пацан?!

– Извини, Боря! Я, наверное, опять сказал что-то не то. Ты не нервничай! – говорю я как можно спокойнее.

– Ты чего? Да чего я нервничаю? – говорит Баран. – Ты просто это… Ты давай, анекдоты лучше трави!

За окном ночь. А может, и вечер.

А может, просто очень тёмный день.

Я рассказываю анекдоты моему новому приятелю. Подробно их объясняю. И жду, когда Баран нахохочется.

Но вот появляются мама и папа. С запечённой на противне картошкой, с молоком в кувшинчике, с мягким ароматным батоном, с вилками, с тарелками, с чашками.

Сейчас мы будем пировать!

– Ладно, Боря, – говорю я. – До свидания. Меня зовут.

– Звони, Гошан! – хрипит Боря Баранов.

– Да, конечно…

Картошка пахнет так волшебно!

Мама и папа приготовили чудесный ужин.

Понедельник – день тяжёлый

Сегодня прекрасный день. Бабье лето! Солнце светит, небо синеет.

Только сегодня понедельник, а значит, тяжёлый день.

И это так. Я уже выздоровел, а должен сидеть дома. До четверга! Где справедливость? Нет справедливости!

Но что самое ужасное: у нас не работает телефон, а телефонист обещал прийти только после обеда. До пяти. Что за правила! Никогда не говорят точно, когда придут, когда исправят!

Остаётся одно: читать. В книгах моё спасение!

– О золотые мечты! – вскричал Арамис. – Да, жизнь прекрасна! Да, мы молоды! Да, для нас ещё настанут счастливые дни! Тебе, тебе одной – моя любовь, моя кровь, моя жизнь, всё, всё тебе, моя прекрасная возлюбленная!

И он страстно целовал письмо, даже не глядя на золото, блестевшее на столе.

Базен робко постучал в дверь; у Арамиса больше не было причин держать его вне комнаты, и он позволил ему войти.

При виде золота Базен остолбенел от изумления и…

Какой-то странный шум доносится со двора. А точнее, со стороны нашего пустыря.

Я спешу к окну и столбенею.

Те самые пятеро ребят, с которыми я познакомился до болезни, – Вася, Серёга, ещё двое и даже парень с редкими усиками под большим прыщавым носом, стоят возле груды деревянных ящиков и о чём-то говорят. Что они собираются делать? Зачем они притащили эти ящики из-под фруктов?

И вдруг я понимаю! Надо же! Неужели? Если это то, о чём я подумал, как же это просто! Вот это да! И как мне самому такое в голову не пришло?! Тут же неподалёку этих ящиков навалом! На заброшенном складе!

Я нетерпеливо распахиваю окно.

Меня встречают тёплый ласковый ветерок и чириканье воробьёв.

– Эй! – кричу я своим знакомым. – Эй! Я здесь!

Я машу рукой.