Наконец она вернулась. Захлопнув за собой дверь купе, она сунула в дверную ручку трость на случай появления новых непрошеных гостей. Не говоря ни слова, она чиркнула спичкой о подошву. Мгновение спустя ее бледное лицо окутали клубы табачного дыма.
– Ну? – спросила я.
– Ему пришлось сойти с поезда. Я об этом позаботилась.
– Но как? Мы ведь уже ехали.
– Ничего страшного. Он жив и здоров. Прости, что заставила тебя ждать. Прежде чем вынудить его спрыгнуть, я убедилась, что поезд набрал скорость. Мне не хотелось, чтобы наш гость заскочил обратно.
– Он… мог погибнуть.
– Я тоже. – Впервые за все время нашего знакомства Ирен содрогнулась. – Мерзкий тип. Это тебе не придворный интриган. Обычный громила, которому дали задание. Мне пришлось держать его на мушке у двери вагона. Поверь мне, если бы поезд тряхнуло и я потеряла бы равновесие, под откос полетел бы не он, а я. Приземлившись с грацией косолапого медведя, он скатился с насыпи, встал и поплелся прочь. До вокзала путь неблизкий, ну да ничего.
Она докурила и опустила окно. Выкинув окурок, Ирен выглянула наружу, желая посмотреть, видно ли еще нашего преследователя.
– Пропал куда-то, – сообщила подруга. – Надеюсь, всё на месте. – С этими словами она сняла с багажной полки три саквояжа и принялась осматривать вещи.
– Ирен, неужели ты думаешь, что кто-то…
– Да, я думаю, в них рылись. Вот смотри, в двух саквояжах вещи лежат как раньше, а вот в третьем все перевернуто вверх дном. Когда ты забирала багаж, тебе его принесли сразу?
– Конечно же нет. Я ведь совсем не говорю по-немецки, и служащий никак не хотел понимать, что я ему пытаюсь втолковать.
– Нисколько не сомневаюсь, что ему специально заплатили, велев подольше потянуть время. Похоже, нас нагнали незадолго перед отъездом. Преследователи всегда быстрее своих жертв. Это значит, что в Брюсселе нас уже будут ждать. – Ирен опустилась на сиденье, прижав к себе саквояж, словно ребенка. – Ты обратила внимание, как наш незваный гость пристально посмотрел на мой саквояж? Из-за этого жутковатого узора на ситце его легко отличить от других. Мне надо подумать, что делать дальше.
Я кивнула. Разговаривать уже не было сил. Из-за недавнего приключения в сочетании с бессонной ночью на меня навалилось чувство апатии. Я отстраненно смотрела в окно, за которым жилые районы Кельна постепенно снова уступили место сельскому пейзажу, окутанному, словно вуалью, полупрозрачной зеленью. Клубился дым паровоза, меня снедала усталость. Я погрузилась в сон.
Когда я проснулась, садящееся солнце уже касалось краешком горизонта. Ирен по-прежнему сидела на своем месте, будто не поднималась с него всю дорогу. В свете керосиновых ламп, освещавших купе, ее лицо, казалось, было искажено гримасой.
– Уже Брюссель? – сонным голосом спросила я.
– Еще нет. Но скоро приедем.
– Что будем делать?
– Нам нужно как можно быстрее пересесть на следующий поезд. В идеале нам надо было бы переодеться и сменить внешний облик, но на это нет времени. – Она быстро мне улыбнулась: – Славно, что ты поспала, Нелл, и набралась сил перед последним рывком. Выше нос. Помни, из западни всегда есть выход. – Почувствовав, что поезд замедляет ход, Ирен вся подобралась. В спустившихся сумерках за окном мелькали здания. – Главное не сбавлять темп. Я возьму этот саквояж, а ты вон тот, с узорами. Те два придется оставить.
Я кивнула. Через несколько мгновений пыхтящий паровоз подтащил состав к платформе. Выскочив из вагона, мы с Ирен что есть духу бросились по лабиринту лестниц и переходов к главному зданию вокзала. Ее познаний в немецком вполне хватило, чтобы объясниться со служащим в билетной кассе. Подруга с довольным видом отвернулась от отделанного бронзой окошка:
– Все складывается как нельзя удачно. У них согласовано расписание поездов и кораблей. Наш поезд отходит всего через сорок пять минут. Задача простая – сесть в вагон, не привлекая к себе лишнего внимания. В Остенде состав останавливается прямо у причала, где швартуются пароходы. Высадившись в Дувре, мы будем уже на английской земле – там, куда проще уйти от преследователей.
Английская земля. Это словосочетание звучало куда слаще райской музыки. Я больше ни за что на свете никуда не сунусь со своего родного острова! Мы двинулись по зданию вокзала, стараясь держаться поближе к толпе.
– Можно мне отправить телеграмму? – Мысль о послании для Нортона была словно спасательный круг, брошенный утопающему. Тем же спасательным кругом были и телеграфные кабели, проложенные по дну Ла-Манша и связывающие континент с Англией и Лондоном, где нас ждал Годфри с несчастным сквернословом Казановой. Их образы в тот момент казались мне небесными видениями.
Ирен перевела взгляд с меня на телеграфную станцию, после чего снова посмотрела мне в глаза. «Только быстрее», – читалось в ее глазах. Я бросилась к телеграфной стойке. Слава богу, служащий говорил по-английски. Брюссель как-никак располагался неподалеку от Ла-Манша и Остенде, куда в основном и прибывали пароходы из Дувра.
Немного подумав, я написала в телеграфном бланке следующее: «Приезжаем вокзал Виктория завтра десять утра. Нужна квартира. Строжайшая секретность». Я уж было собралась поставить свое имя, но в последний момент остановилась, вспомнив предупреждение подруги о том, что телеграмму могут перехватить. Немного подумав, я торжествующе улыбнулась и подписалась «Казанова».
Я протянула служащему горсть монет разных стран, чтобы он сам выбрал из них бельгийские. Расплатившись, я бросилась обратно к Ирен. Она встретила меня натянутой улыбкой:
– Интересно, что подумает Годфри Нортон, когда получит телеграмму.
– Интересно, сможем ли мы благополучно добраться до Лондона, чтобы позволить себе роскошь поинтересоваться об этом у Годфри! – парировала я.
– В яблочко, Нелл. В данный момент нам надо убить время и как можно профессиональнее предаться безделью. В данный момент мы статисты, чья профессия – создавать фон, оставаясь при этом незаметными. С одной стороны, нам нельзя пристально смотреть по сторонам, а с другой стороны, недопустимо терять бдительность. Перед нами очень сложная задача – мы должны вести себя естественно, причем как можно более правдоподобно, не хуже, чем это проделывает на сцене Эллен Терри.
– О боже!
– Другими словами, будь сама собой.
– А вот ты не можешь последовать собственному совету!
– Пожалуй, я уже достаточно долго не была сама собой, – с грустью промолвила Ирен.
Мы неторопливо подошли к воротам, выводившим к платформам – у одной из них под парами стоял наш поезд, до отправления которого оставалось десять минут. Ирен несла оба саквояжа и трость, а под мышкой у нее был зажат номер «Дейли телеграф». Каким образом ей удавалось передвигаться со всеми этими вещами, не роняя их по дороге, оставалось за гранью моего понимания. Я часто касалась пальцами часов на лацкане, но не позволяла себе смотреть на циферблат. Я буквально чувствовала, как часы тикают в такт биению моего сердца.