– Стало быть, вы хотите сказать, что все, о чем вы только что нам поведали, связано с кораблекрушением и сокровищами? – осведомился капитан.
– И с убийствами, сэр, – натянуто улыбнулась подруга.
Последовала тяжелая пауза. Даже половица не скрипнула.
– Выяснилось, что татуированная леди, которая не почтила нас своим визитом, поскольку уже не имеет отношения к делу, – дочь некоего Клода Монпансье, совершившего самоубийство в Монте-Карло в семьдесят третьем году. На груди у него тоже была татуировка.
– И даже несмотря на позорную смерть, – прибавил стоящий у камина Годфри, – Клод Монпансье оказался ключевой фигурой в этой тайне, поскольку мы знали, что именно его имя непременно значится в списке пассажиров обреченного на гибель корабля.
– А как же матросы? – прорычал Джерсовый. – Разве мы не считаемся?
– Списки экипажа составляются довольно небрежно и могут измениться в последнюю минуту, – справедливо заметил Годфри.
Нахмурив брови, Джерсовый покрутил пустой фужер. Доктор наполнил его шампанским.
Капитан Руссо неловка заерзал на диване, слишком узком для его тучного тела:
– Пассажир тоже может ступить на борт в последнюю минуту и в совершенно другом месте.
Доктор Хоффман учтиво наполнял фужеры – за исключением разве что моего, ведь не могла же я пить шампанское, пока стенографировала. Как, впрочем, и в любое другое время.
– Видите ли, капитан, – промолвил Годфри. – Меня не интересовало, были ли на корабле посторонние. Дело в том, что в отделе регистрации судов я разыскал список пассажиров, включавший имя покойного Клода Монпансье.
Все присутствующие подались вперед – не вытерпели даже дамы, которых никто ни в чем не подозревал. Виконт поглаживал усы, приняв безучастный вид. Капитан тяжело откинулся на диване, будто рассказ потряс его до глубины души. А что, если это он командовал обреченным кораблем? Иначе зачем его пригласили?
– Единственный выживший, которого мы знаем, – продолжал Годфри, бросив взгляд на захмелевшего Джерсового, – не помнит названия судна. Так вот, в тот день из Монте-Карло отчалила трехмачтовая шхуна «Утешение». Двадцать третьего апреля тысяча восемьсот шестьдесят девятого года, в день рождения Шекспира, близ северного побережья Крита судно потопил гигантский шторм. Мы уже поняли, что отрезок суши, контуры которого проступили на розе ветров, – не что иное, как часть побережья Крита.
– Почему? Почему непременно Крита? – прохрипел капитан с тревогой.
– В сторону Крита направлялась шхуна. Туда же и снесло течением тех, кто остался в живых, – пояснила Ирен. – Кроме того, именно на этот остров шантажист заставлял герцогиню перенаправить экспедицию принца Альбера. Судя по всему, один из переживших кораблекрушение пассажиров жаждет туда вернуться. После всего, что случилось за эти годы, – я говорю о гибели моряков и недавнем убийстве индуса, который и нанес заговорщикам татуировки, – осталось не так много тех, кто претендует на желанную добычу. Воспользоваться подводным снаряжением принца – прекрасный способ поднять со дна моря утерянные сокровища, и вы, капитан, как нельзя лучше подходите на роль хитроумного интригана.
Капитан Руссо что-то бессвязно пробормотал и закашлялся. Доктор Хоффман поспешил подать ему стакан минеральной воды.
– Он уже немолод, мадам Нортон, – предостерег врач. – Вы его шокировали. Будьте с ним, пожалуйста, помягче.
Капитан сделал несколько глотков и покачал головой:
– Ну что вы. Я просто немного взволнован, ведь не ранее чем сегодня принц уведомил меня о том, что желает отправиться не на Корсику, а на Крит.
– Простите, что подозреваю вас, капитан, – равнодушно промолвила примадонна. – Полагаю, вы не станете возражать, если два этих господина проверят, нет ли на вашей груди татуировки. Мы уже выяснили, что виконт не принимал участия в роковом путешествии.
– Каким образом? – возмущенно спросил Д’Энрике, будто бы рассердился, что кто-то посмел отрицать его участие в столь коварном замысле.
Божественная Сара тотчас поставила виконта на место:
– А все благодаря тому, надутый вы индюк, что кое-кому хватило ума сразиться на дуэли с моим «сыном» и обнажиться от шеи до пупка. Вот это было зрелище! Пожалуй, кое-кому следует умерить свой аппетит – тогда и корсет носить не придется.
Виконт покраснел, точно перезрелый южный персик.
– Дуэль… ваш сын… значит, вы все это подстроили для того лишь, чтобы меня раздеть?!
– Именно, – промолвила Сара. – А мой «сын» был вовсе не моим сыном, а моей переодетой подругой Ирен.
Виконт взглянул на примадонну и вновь перевел взгляд на актрису.
– Возмутительно! Вы хотите сказать, что меня победила женщина?! Вздор!
– Чистая правда, – возразила Ирен. – Не забывайте, что когда-то я была актрисой.
– Фехтование – это вам не пьеса, мадам. Не могли же вы притвориться, что искусно владеете рапирой!
– А я и не притворялась. Искусству фехтования меня обучили на сцене, а вы, виконт, уже давно не в форме, потому что не можете найти достойного соперника. Но дуэль не была для меня самоцелью – я лишь хотела выяснить, есть ли у вас татуировка. Как оказалось, нет. Поэтому мы больше не подозреваем вас… по крайней мере, в организации заговора.
С наслаждением наблюдая за поражением Д'Энрике – ведь целая армия жертв гнусного виконта жаждала его падения, – мы совершенно забыли о Жюле Руссо. Раздался страшный крик – мы развернулись. Капитан вскочил с дивана. Глаза его закатились, а покрасневшее лицо исказилось в страшной гримасе. С минуту он извивался, словно раненый кит, затем шагнул вперед на негнущихся ногах.
К нему тотчас бросились доктор Хоффман и Годфри. Следом за ними, будто сестры милосердия, подбежали Ирен и Сара. Мы с Алисой оцепенели от ужаса. На наших глазах капитан рывком отбросил поспевших на помощь мужчин, обхватил руками горло и… принялся себя душить!
– Сейчас же перестаньте! – приказал Годфри и попытался расцепить его руки.
Казалось, обезумевший капитан обрел феноменальную силу: резко оттолкнув от себя Годфри, словно тот ничего не весил, он развернулся и бросился к закрытому окну.
– Боже! – послышался сдавленный крик виконта.
В ту же секунду капитан на полной скорости влетел в стекло и вывалился из окна, проломив своим грузным телом закрытые ставни. В залитую светом свечей гостиную вихрем ворвалась ночь.
Я вздрогнула, услышав звон разбитого стекла. Ирен, Годфри, виконт и доктор Хоффман поспешили в холл и выбежали на улицу, Сара пыталась привести в чувство Алису, а мертвецки пьяный Джерсовый развалился на диване. Я разжала кулаки, отняла руки от щек и, сгорая от любопытства, храбро прошла к окну, минуя усыпавшие пол мелкие осколки.
Капитан лежал в саду. Он потерял сознание. Нортоны склонились над его телом; доктор и виконт стояли чуть поодаль. Ирен подняла взгляд – в приглушенном свете, сочившемся из окна, он светился дьявольским блеском.