Ирен задумчиво улыбнулась – в эту минуту она буквально излучала красоту и уверенность. Она пустила в ход всю силу своего великого актерского дара, и если неуязвимый Холмс и не был повержен, то все же не устоял.
Сыщик кивнул мне на прощание и собрался откланяться.
– Желаю вам доброго утра, мадам Ирен, – произнес он на прощание.
– Для меня оно и так доброе.
Затем Холмс удалился; шаги его заглушил царивший на террасе шум голосов.
– Ирен! Ты ведь слышала, что он сказал. Пора остановиться!
– Глупости. Как оказалось, даже Холмсу не под силу распутать клубок окружающих Монпансье тайн. Как только Луиза пришлет своей тете каблограмму из Америки, он потеряет к этому делу всякий интерес.
– Он же сказал, что не станет довольствоваться крошками, если может съесть целый пирог! Думаю, Холмс не из тех, кто бросает слова на ветер.
– Безусловно, но я его во многом опередила. Образно выражаясь, он начал с верхушки айсберга и двигается вниз; я же исследовала самые темные глубины и вот-вот достигну пика, увенчав победу блистательным разоблачением.
С минуту Ирен молчала. Глаза ее светились триумфальным блеском.
– А теперь я готова сочинить оркестровку для кульминации нашей многоголосой драмы. Благодаря мистеру Шерлоку Холмсу она сразит наповал всех, кто причастен к этой истории.
Два дня спустя мадам Сара Бернар по наущению своей подруги мадам Ирен Нортон устроила довольно необычный званый ужин в гостиной Алисы, герцогини де Ришелье.
На это мероприятие были приглашены лишь избранные: сама хозяйка дома, Годфри и Ирен, я, гнусный виконт Д'Энрике, доктор Хоффман, капитан яхты принца некий Жюль Руссо, Джерсовый и Оскар – новый любимец Сары.
Далеко не все пришли в дом герцогини по доброй воле. Выяснилось, что виконт Д'Энрике решительно отказывался встречаться с женщиной, чей «сын» победил его на дуэли, пока Алиса не дала ему понять, что благосклонность будущей княжеской семьи зависит от его присутствия.
Джерсовый тоже не горел желанием явиться на суаре. Годфри силком притащил его из какого-то злачного заведения, где тот по-прежнему оплакивал погибшего товарища, заливая горе бутылкой вина. Выглядел старый моряк прескверно, хотя Нортоны заставили его надеть чистый пиджак. Жилистую шею прикрывал мятый красный платок, заменявший галстук и придававший Джерсовому сходство с разряженной обезьяной шарманщика.
Снаружи безжалостный ветер трепал бархатный покров южной ночи, порывами налетая на Лазурный Берег. Дребезжали стекла, хлопали ставни, а по стенам хлестали ветки деревьев, словно просясь в дом.
Волею случая – а может, благодаря моей подруге, тонко чувствующей драму жизни, – наряды дам представляли собой довольно мрачный этюд: все, кроме меня, были одеты в трагических тонах, хотя мужская половина едва ли это приметила. Алиса облачилась в лавандовое платье, Сара – в переливчатый пурпурный шелк, Ирен – в черно-лиловую муаровую тафту. Меня не покидало ощущение, будто передо мной расселись молодые воплощения трех мойр [64] – если вообще можно представить мифических старушек в расцвете лет.
Быть может, у меня разыгралось воображение – не зря же я предчувствовала, что на светском рауте мадам Сары раскроются наконец страшные тайны и, словно по мановению волшебной палочки, перед нами возникнет главный злодей, – но гостиная будто мерцала нефритовыми тонами, как если бы ее нарисовал какой-нибудь декадентский художник. В сиянии свечей Алиса казалась еще бледнее, чем была на самом деле, а напудренное лицо Сары Бернар превратилось в костлявую маску. Платье Ирен, как и ее волосы, было темнее, чем у остальных дам, и своим мрачным обликом она напомнила мне судью, облаченного в длинную мантию.
На мне, конечно же, было старое платье мышиного цвета из индийского шелка с узором в желтый цветочек: мысль о том, что доктор Хоффман ко мне неравнодушен, казалась мне нелепой, поэтому я решительно отказалась от всяких дамских уловок… чего практически никто не заметил.
К тому времени, когда мы собрались в гостиной Алисы, золотистая дымка заката стала уныло-желтушной. Теперь-то я поняла, чем объясняется любовь декадентов к желтому цвету.
Гости сдержанно и чуточку нервно отхлебывали шампанское, разлитое в хрустальные фужеры.
Не было даже слуг: доктор Хоффман открыл дворецкому, забрал у него поднос с фужерами и сам раздал шампанское гостям. Это лишь усилило заговорщицкий дух.
При виде столь несерьезного, легкого напитка, Джерсовый презрительно поморщился, но тотчас схватил фужер грязной лапищей. Виконт сжимал ножку бокала так, словно представлял, что держит в руке оружие. Капитан Руссо – единственный, кого мы прежде не встречали, – восседал на шатком диване в стиле Директории, придерживая фужер на колене. Причину его появления в нашей компании Ирен объяснила довольно туманно.
Оскар довольствовался тем, что украшал плечи Сары и то и дело причинял гостям беспокойство угрюмым шипением.
– Буду с вами откровенна, господа, – взволнованно начала Сара. – Я намеренно заманила вас сюда, утаив истинную цель нашей встречи. Сегодня нас ждет нечто куда серьезнее праздной болтовни и веселья. Моя глубокоуважаемая подруга и коллега мадам Ирен Нортон продемонстрирует вам нечто любопытное.
Ирен ответила ей скромным поклоном.
– Посмотрите, пожалуйста, на карту, – обратилась она к капитану Руссо. – Вам она о чем-нибудь говорит?
Моя подруга протянула ему эскиз отрезка критского побережья, который я сравнивала с розой ветров. Капитан – тучный господин лет пятидесяти, носивший старомодные, тронутые сединой бакенбарды, – надел очки и хмуро уставился на лист бумаги:
– Обычная береговая линия. Ничего примечательного, мадам.
– Это часть критского побережья.
– Я не могу судить по клочку бумаги, – угрюмо покачал головой капитан. – Вы хоть представляете, сколько береговых линий Северной Африки, не говоря уже о Греции и Италии, изрезали Средиземное море?
– Нет, – мягко промолвила примадонна, забрала эскиз побережья и передала его Джерсовому.
Моряк осушил фужер и расправил листок на парусиновой штанине. Несколько раз перевернул карту, подвигал ее в разные стороны и поднял взгляд.
– Да-да, это и есть то самое место, – ухмыльнулся он. – Пролив Лисий Глаз. Так и вижу его изгибы, стоит только прикрыть веки. Туда-то нас и вынесло течение в шестьдесят девятом.
– Не сомневаюсь. – С этими словами Ирен вновь повернулась к капитану: – Я лишь хотела наглядно продемонстрировать простую истину, сэр: человек, всю жизнь посвятивший службе на флоте, не может похвастаться тем, что знает родное ему побережье вдоль и поперек, тогда как простой моряк способен вспомнить мельчайший клочок земли, будь на то его воля.