– Сэр! – возмутилась я. – Это частное купе. Вам придется его покинуть.
Сердечная улыбка незваного гостя говорила о полном непонимании.
– Уходите! – рявкнула я, указывая на дверь, будто злодей в дешевой мелодраме. – Это мое купе! – Увы, в этот момент поезд дернулся, и рука заходила туда-сюда, как железнодорожный шлагбаум, что не добавило моему жесту авторитета.
Человек слегка наклонился ко мне, устраивая руки на коленях, и продолжал улыбаться и совершенно по-идиотски кивать. Кто знает, на каком варварском наречии он разговаривает, вполне возможно, даже по-русски, но я на этом языке знаю только слово «нет».
Ну вот, еще даже из Праги не уехала, а уже столкнулась с навязчивым попутчиком! Как поступила бы на моем месте Ирен? У меня не было ни кинжала, ни пистолета, а из саквояжа получится не очень действенное оружие.
Я решила опять положиться на свой командирский тон, собрав все силы в кулак, как сделала бы Ирен.
– Я требую, чтобы вы немедленно ушли. – В этот раз я сопроводила тот же жест свирепым взглядом.
Даже если мне удалось выдать нечто из репертуара Ирен, у меня, похоже, не было ее убедительности, ибо мужчина всего лишь покачал своей косматой головой.
– Да уж, не такого приема, – сказал он – по-английски! – я ожидал.
Пока я переваривала столь примечательное сообщение из такого неожиданного источника, он отклонился в своем качающемся сиденье, снял шапку и сунул туда перчатки, а затем принялся снимать… бакенбарды, брови…
Посмотрев в замечательные орехово-карие глаза, появившиеся из-под кустистой фальшивой растительности, я наконец узнала его.
Покачиваясь в унисон с поездом, я вскочила, даже не сообразив, что делаю:
– Кве-Квентин!
Ослепительный ятаган его улыбки блеснул из тени фальшивых усов, которые он тут же снял. Появившееся лицо было знакомым, живым, смеющимся.
Поезд нырнул в туннель. У меня перед глазами, как летучие мыши, кружились темные пятна. В мозгу стучал ужасный вибрирующий звук. Все сжалось в маленькую точку света в конце черного как ночь туннеля. Затем свет выплеснулся наружу.
Я очнулась словно ото сна: меня качали и баюкали, как ребенка в любящих руках. Я и была в руках – по крайней мере, в одной, обнимавшей меня за плечи.
Я снова сидела на своем месте – ну или почти, так как мне не очень удавалось сохранять равновесие.
Лицо Квентина плыло надо мной, лишенное грима и довольно… притягательное. На нем отражались нежная забота и весьма меня порадовавшее чувство вины.
– Дорогая Нелл, – говорил он, – с моей стороны было крайне непредусмотрительно устраивать тебе такой сюрприз после всего того, что тебе пришлось пережить. Но мне по-прежнему приходится скрываться. Мы с Нортонами решили, что это обеспечит нам наилучшее воссоединение. Ты в порядке?
Я медленно кивнула. И почти в тот же момент его лицо зеркально повторило мой жест. Оно было так близко, что я могла различить каждую мелкую морщинку, прорисованную пустыней вокруг его восхитительных карих глаз. Я видела каждую ресничку, каждую темно-ореховую песчинку в песочных часах этих глаз.
– Я позволил себе смелость поднять твою вуаль, – сказал Квентин. Не удивительно, что я видела его с такой четкостью. – Хочешь, я найду твое пенсне?
Пенсне. Да, кажется, в прошлой жизни у меня была вещь с таким названием.
– Знаешь, не надо. Я прекрасно вижу тебя… с такого расстояния, – пробормотала я с некоторым удивлением.
Он улыбнулся, и у меня на глазах его лицо приняло новое замечательное выражение. Я никогда не видела никого ни так близко, ни так четко.
– Тебе все еще дурно? – заботливо спросил он. – У меня есть немного бренди.
Бренди. Только опьяняющих напитков мне сейчас не хватало!
– Мне просто… немного трудно… дышать.
Он опустил взгляд, и его трепещущие ресницы почти лишили меня чувств.
– Я также позволил себе смелость слегка ослабить воротник твоей блузки. Западная одежда такая тесная, это вредно для здоровья.
Я кивнула, действительно чувствуя непривычную легкость в области горла. Когда Квентин говорил, по моей коже будто скользил легкий теплый ветерок. Ох! Его дыхание!
– Ты очень бледная, – заявил он, нахмурившись. – Всему виной эти жуткие корсеты, в которые вы, женщины, запихиваете свои внутренности! Не будь мы в купе общественного поезда, я бы избавил тебя от этих пут.
– О, – сказала я, удивительным образом взволнованная подобной идеей или, во всяком случае, тем уверенном тоном, которым она была озвучена. – Я привыкла к подобным ограничениям, но… у меня вообще-то есть шелковое платье от Либерти в восточном стиле, к которому корсет не требуется.
– Правда? – сказал Квентин, развеселившись. – И откуда, скажи на милость, оно у тебя?
– От Ирен.
Его глаза сузились.
– Боюсь, что она оказывает на вас очень плохое влияние, мисс Хаксли, – проворчал он.
– А я на нее – самое хорошее!
Квентин искренне рассмеялся, и я не могла не улыбнуться в ответ. Левой рукой он ласково погладил край моего расстегнутого высокого воротника.
– Как же я рад снова тебя видеть, Нелл, – сказал он мягко, но с таким пылом, что я моргнула. Он улыбнулся: – И мечтаю поглядеть на тебя в шелковом наряде «Либерти».
И в этот самый интересный момент поезд въехал в глубочайший туннель. Мы нырнули в темноту – так гаснет свеча, горящая слишком жарко, – и я была очень рада, что Квентин не мог видеть моего лица.
Десять дней спустя я сидела в гостиной в Нёйи, скручивая мотки пряжи, которые Люцифер превратил в перепутанную кучу-малу всех цветов радуги.
Звук подъезжающей кареты заставил меня поднять голову, но я подождала, пока Софи откроет дверь. Я услышала теплые голоса, радостные приветствия и приближение к порогу моей комнаты двух людей, чувствующих себя в коттедже как дома.
Передо мной стояли Ирен и Годфри, сияющие, как новенький пенни, излучающие здоровье, радость и мудрость, – два чрезвычайно красивых человека.
– Нелл, ты само очарование домашнего уюта! – воскликнула Ирен, спеша меня поцеловать. Ее щека была все еще холодной с улицы, но горела нежным рубиновым светом.
– По всей видимости, в Вене есть пара портных, – не могла не отметить я.
Ирен радостно покружилась, чтобы продемонстрировать свой последний наряд: дорожное платье из небесно-голубой шерсти с контрастным бархатным верхом и рукавами. Под темно-синей бархатной шляпкой, оттененной серебристыми страусовыми перьями, густые рыже-каштановые волосы Ирен были собраны в низкий узел на затылке – очень девичий стиль, который она любила не меньше, чем Казанова любил виноград.
– Месье Ворт не одобрит, но я же пока что не его эксклюзивная модель. Нужно заставить его придумать мне что-нибудь необыкновенное для свадьбы Алисы Гейне, когда я буду там петь. Я должна ей оказать эту услугу хотя бы за то, что она познакомила меня с маэстро модного дома Ворта.