Я замолотила по камню кулаками. Я кричала и вопила. Но меня не никто слышал.
Через несколько мгновений я зажала рот кулаком, чтобы прийти в себя и согреть заледеневшие пальцы. Дыхание вырывалось изо рта облачками пара.
Я уже была готова зарыдать от отчаяния, когда услышала скребущее позвякивание.
Свет снова вспыхнул слева от меня и остановился на уровне талии. Послышались новые слабые скребущие звуки, словно мыши царапали камень коготками. Мыши никакие не паразиты, они очень нежные существа и даже довольно милые. Имей я такие же острые когти, как у Мессалины или Люцифера, которые могли бы проникнуть в почти невидимую щель… да взять даже лапы Казановы – будь у меня теперь его когти, сильные и изогнутые, возможно, я могла бы сдвинуть камни, отковырять скрепляющую их известь, сломать стену, прорваться сквозь мрак, сквозь тишину и затхлый запах… в ясную чистую ночь!
И тут я вспомнила, что у меня есть кое-что получше когтей. Нащупав цепочку на талии, я по очертаниям нашла в связке небольшой перочинный нож и просунула его в щель между камнями. В мои уже отвыкшие от шума уши ворвался скрипучий звук, равный по силе лязгу грузового поезда. Внезапно стена гробницы отодвинулась, и в узком луче ослепительного света я увидела пару смутных черных силуэтов. Но разве ангелы не должны быть светлыми? Или за мной явились темные ангелы? Но чем я заслужила такое наказание, ведь я всегда старалась вести себя хорошо!
Руки из темноты схватили меня и вытащили из тюрьмы прямо на свет с шумом, который казался чудовищно громким после безмолвной тишины могилы.
– Нелл! Пенелопа! Ну надо же! Иди сюда. Ах, моя дорогая…
Мое сбитое с толку сознание уловило два знакомых голоса… Свет еще слепил меня, и я качнулась вперед, поддерживаемая чьими-то руками, а потом кто-то крепко прижал меня к себе.
– О, дорогая Нелл! Тебе удалось! Я знала, что в этом надгробии прячется какая-то тайна! Как ты посмела исчезнуть и так напугать нас?!
Голос Ирен… Значит, она тоже умерла? Кого я напугала? О чем она говорит?
– Тише, Ирен, она еще не пришла в себя.
Кто-то большой стиснул меня в медвежьих объятиях. Я уже не помню, но, наверное, мой отец делал так же, когда я была еще совсем маленькой и пугалась чего-то. Ощущение безопасности опустилось на меня, словно покрывало на клетку Казановы. И как ни странно, почувствовав себя наконец-то спасенной, я задрожала всем телом. Годфри продолжал обнимать меня за плечи, и я видела, как его рука направила теплый свет фонаря в сторону кого-то другого, кто скрывался в темноте. Он поднял свою трость к свету и потом повернул ее. Янтарный набалдашник развалился в его руках, но его это нисколько не смутило. Он наклонил трость в мою сторону. В этот момент что-то ткнулось мне в зубы, и я почувствовала, как некая жидкость обожгла мне рот и горло. Отфыркиваясь и кашляя, я с возмущением вырывалась:
– Что это за мерзость! В довершении всего мне придется еще и захлебнуться?
Тепло жгло мне грудь, как компресс. Я поняла наконец, что могу дышать, не кашляя, и говорить без пауз.
– Ирен! Годфри! Где вы были? Что вы делаете? – завопила я.
Возможно, сказался эффект снадобья Годфри, но я снова пришла в себя и негодовала. Годфри, смеясь, вернул набалдашник трости на место:
– Бренди для героев, как сказал Бен Джонсон, и ты, конечно, заслужила свою порцию.
Руки Ирен обхватили мои плечи.
– Это невероятно, Нелл! Как же тебе удалось обнаружить механизм секретного входа? – воскликнула она. – Мы с Годфри столько ползали вокруг этого проклятого памятника, и все без толку.
– Я не назвала бы его проклятым, – сказала я, незаметно откашливаясь. У героев Бена Джонсона, должно быть, были стальные внутренности.
– Это просто выражение такое, – нетерпеливо прервала меня Ирен. – Что за чудесная трость у Годфри! Он воспользовался клинком, чтобы найти то место, где прерывается шов. Но как ты сумела открыть дверь без усилий? Боюсь, из-за суматохи Годфри забыл про вход, и он снова закрылся.
Я обернулась. Яркий свет фонаря освещал каждый камень в стене памятника. Я принялась рассматривать совершенно непроницаемую поверхность. К своему огорчению, должна признать, что никакого просвета я не увидела. Чтобы выиграть время, я снова натянула перчатки, да и ночная прохлада пробирала до костей. Снова и снова осматривая надгробие сверху вниз, я по-прежнему не замечала ни единой щелки.
И тут я вспомнила, как скользила руками по камням монумента. Я провела пальцами по декоративным панелям вниз, к основанию памятника, с усилием нажимая на поверхность. Гробницу украшал рельеф в виде узорчатых листьев. Когда я надавила на один из них, камни разошлись и с едва слышным звуком качнулись внутрь. Там было так темно, что я отпрянула. Холодный спертый дух склепа дохнул мне в лицо. Слава богу, теперь я стояла за его пределами и могла дышать свежим ночным воздухом! Ирен с восхищением заглянула в жуткий провал.
– У тебя было время, чтобы осмотреться там? – с жаром спросила она меня.
– Нет, – ответила я. – Вы слышали, что я… звала вас изнутри?
– Нет, дорогая Нелл, должно быть, камни отлично заглушают звук. Только подумай, хитроумный механизм построен несколько столетий назад и все еще не издает ни писка, несмотря на пожары, наводнения, влажность и время!
– Потрясающе, – откликнулась я без особенного восторга.
Годфри усмехнулся, и звук разнесся над нашими головами. Ирен наклонилась в темноту, затем осветила фонарем пространство внутри склепа. У меня перехватило дыхание. Неудивительно, что мне показалось, будто я стою на крошечном клочке тверди! Земляная лестница круто уходила во мрак. Стоило мне сделать единственный шаг вперед, и я покатилась бы кубарем в мрачную темную глотку.
– Мы должны там все изучить! – Ирен двинулась вперед, освещая себе путь.
Я колебалась, но рука Годфри на моем локте придала мне уверенности. Он пригнулся и шепнул мне на ухо:
– Худшее позади, Нелл. Это твоя находка, значит, и право исследовать ее принадлежит тебе.
Честно говоря, я была согласна на что угодно, только бы избавиться от подобной чести.
Мы спустились в склеп, не подозревая о том, что нас ждет в его темной глубине.
Одно из самых захватывающих развлечений для меня – наблюдать, как Ирен пытается скрыть в обществе, что зевает. Благодаря оперному прошлому, рот она могла открыть поразительно широко и дома зевала и чихала, словно пела, с удовольствием закидывая голову назад.
Однако если у нее возникала одна из этих вульгарных потребностей на людях, зрителю выпадало удовольствие наблюдать поистине королевскую битву между физиологической склонностью и самодисциплиной. На этот раз за завтраком Ирен вполне удачно подавила зевок, прикрывшись углом салфетки, и отпраздновала свою победу глотком крепкого черного кофе.