— Сама виновата, — фыркнула Настя, а Саша Лазарева улыбнулась и поправила распущенные волосы: конкурентов нет.
Ася на реплики не отвечала. Хотя могла поспорить, что путешествие к Речному царю интереснее дискотеки. Но беда в том, что сейчас она сама не очень была в этом уверена. А нарядное платье кораллового цвета так и пролежит в чемодане. А оно, между прочим, гораздо красивее, чем Сашино и даже чем Настино! Ася легла лицом к стене. «Зато ночью я увижу, как распускается звездная герань, — думала она, чуть не плача, — вот девчонки удивятся, когда проснутся…»
На кровать к Асе подсела Сашенька, не красавица с косой, а другая — Рекунова. Сашенька Рекунова сказала:
— Ася, ну ты не переживай. Это всего-то первая дискотека. Будут же еще…
Слезы были уже совсем близко.
— Конечно, — тихо сказала Ася.
Подошли Карина и Маша Скрябинская.
— Ну, хочешь, мы с тобой останемся? — мужественно предложила Маша.
Ася села и вытерла слезы:
— Нет, что вы, девочки! Идите, конечно! Спасибо…
— А ты тут плакать одна будешь, да?
— Нет. Правда! Это я так… Я посижу, почитаю… или погуляю.
— Лена тебе запретила из корпуса выходить, — сказала отличница Болотова.
— Чего ты лезешь? — возмутилась Карина. — Мы не с тобой разговариваем.
— Да ладно, — отмахнулась Ася и тяжело вздохнула.
Зашла вожатая Лена и велела всем выходить на веранду. На Асю посмотрела многозначительно. Ася опять отвернулась к стене. Дверь Лена заперла на ключ, и Ася осталась одна на всем белом свете.
Она побродила по палате, три раза перечитала отрядный уголок и призыв «Надо, надо умываться по утрам и вечерам…», взяла и отложила книгу. Потом достала свое нарядное коралловое платье. Погладила его, надела, покружилась по холлу. С обидой подумала про гномов: «Мы придем в полночь!» Могли бы и сейчас прийти, побыть с ней, ведь это из-за них она здесь одна мается.
Вдруг в мальчишеской палате что-то зашуршало, завозилось, заскреблось, заохало… Ася замерла. Может быть, гномы? Нет, это что-то побольше Севы, Ежа и Горыныча, вместе взятых… Может, это Угомон Костюша из седьмого корпуса или Белый монах? Ася испуганно вжалась в подоконник. Несмотря на дружбу с гномами и феями, несмотря на знакомство с Речным царем, привидений она боялась. За окном сгущались сумерки, и возня в мальчишеской палате становилась жуткой.
Где-то прокричала ворона — сердито, зловеще. Вдруг дверь заскрипела протяжно, и на пороге возникло что-то белое… Оно приближалось, бесформенное, колеблющееся… оно… привидение! Ася завизжала и бросилась в свою палату. Она захлопнула дверь и вцепилась в ручку. Хотя, кажется, призраки умеют проходить через стены. В дверь забарабанили, и самый обычный голос сказал:
— Пашка, не бойся, это я. Да ладно, чего ты… Испугалась, что ли? Открой, это я — Колька.
Ася заревела и сползла по стенке на пол. Колька с простыней на плечах зашел в палату, потоптался у двери и сел рядом с Асей.
— Ну чего ревешь?
— Дурак! Ненавижу тебя! — выкрикнула Ася и вскочила. — Немедленно убирайся и…
— Ася…
— Ага, сейчас, значит, «Ася»! — Пережитый ужас выливался из Аси слезами.
— Ну хватит тебе реветь! — рассердился Колька. — Я думал, ты не из пугливых…
— Не из пугливых?! Тебя бы вечером в корпусе одного закрыли и… И вообще! Почему ты не на дискотеке?
— А чего там делать? — как-то неловко сказал Колька и закусил губу, будто боялся сказать лишнее. — Я под кроватью спрятался.
Ася села на тумбочку, вытерла слезы. Дурак этот Кукумбер, и вправду дурак!
— Пашка, ну не сердись, а?
— Перестань называть меня Пашкой!
— Не перестану, пока не пересердишься!
Ася набрала в легкие побольше воздуха (уже ничто не щекотало и не пузырилось внутри), выпустила и сказала:
— Ладно, я пересердилась.
Они помолчали, посидели, не глядя друг на друга. Потом Колька сказал:
— А у меня орехи в сахаре есть. Хочешь?
— Хочу.
Для вожатой Лены дискотека сегодня была не в радость. Она нервничала и переживала: во-первых, очень хотелось понравиться тренеру Жоре, а во-вторых, волновалась, не выкинет ли эта странная Прасковья Шустова еще какой-нибудь номер? Пару раз она порывалась сходить проверить Асю, но ее порывы приходились на медленные танцы, и уйти было невозможно: вдруг Жора пригласит.
«Ладно, — сказала себе Лена, — корпус-то закрыт, куда она денется?»
Наивная Лена! Она забыла, что в корпусе есть окна. Для Аси в последнее время они стали привычным выходом на улицу. А тут Колька как раз предложил:
— Пойдем гулять?
— Мы же заперты… — решила проверить его Ася.
— И что?
Через минуту они ели засахаренные орешки на улице.
— Ты была на острове?
— На каком острове?
— Пойдем, покажу! Там брод в реке есть. Это я его открыл. М-м-м-м… Василий Николаевич сказал, табличку поставит — «Брод Николая Огурцова». Не веришь?
— Верю.
Вечер был теплый, орешки — вкусные, Колька — не вредный, ни разу не назвал ее Пашкой. Смотрел длинными взглядами, рассказывал про футбол и младшего брата Гошку. Один раз Асе показалось, что он хочет взять ее за руку, но не решается. Ася спрятала улыбку. Ей было светло и тихо-радостно.
Когда переходили реку по Колькиному броду, Асе показалось, что из глубины смотрят на нее колдовские глаза Речной царевны. Ася ей улыбнулась. На острове звенели кузнечики, цвел клевер, пахло скошенной травой…
На лугу стояли три аккуратных стожка, а между сосен прятался шалаш. Еще они видели рыжую корову с белыми рогами и все гадали, как она на остров попала.
— Придется Василию Николаевичу на табличке написать: «Брод Николая Огурцова и рыжей коровы», — засмеялась Ася.
Колька не обиделся.
Уже был теплый вечер, наполненный до краев звуками, шорохами, запахами трав и лесных цветов, а Колька все показывал Асе свои любимые места. Они качались на качелях, брызгались друг в друга водой из фонтанчика и даже забрались в заброшенный сад. Там было темно, но почему-то нестрашно.
— Пашка-букашка, — прошептал Колька.
— Кукумбер, — фыркнула Ася.
Когда седьмой отряд вернулся с дискотеки, Ася лежала в постели и читала, а Колька сидел в своей палате на подоконнике и что-то писал в толстой тетради. Лена облегченно вздохнула и сказала Асе:
— Надеюсь, ты сделала выводы, и мне больше не придется тебя наказывать. Да?