Свежие следы я увидел сразу – тут недавно прошли пешком, – и следы не от наших сапог, наши ни с чем не спутаю. Я был уверен, что у этих туземцев не хватит мозгов вести нашу армейскую машину.
– Приготовься! – зашипел я Максу. – Пойдем осторожнее. Эти гады рядом!
Идти пришлось недалеко – метров через триста узкая дорожка сделала резкий поворот, и мы оказались на опушке большой поляны. Я тут же присел, жестом приказав то же самое сделать Максу. Так-так-так… Кажется, нам повезло… В густой траве темнела какая-то масса, и рядом с ней кто-то копошился… Попались, твари!
– Теперь тихонько, ползком, – шепнул я Максу. – Ты сзади, посматривай по сторонам и назад поглядывай… Да не трясись ты так!
Макс кивнул, нервно сглотнув слюну, и покрепче перехватил винтовку. Ну да, это у него «первый раз», если не считать пары глупых и веселых перестрелок на марше, в колонне. Ничего, пусть привыкает…
– Они все не понимают ни немецкого, ни польского. – Макс встал и отошел в сторону. – Но вряд ли они видели беглецов.
– Они тебе это сказали, да? – ядовито заметил я. – Конечно, не видели. И вообще, они тут просто пообедать присели.
Макс засопел, промолчав, а я еще раз осмотрел этих унтерменшей. Старик, дряхлый, явно с чертами недочеловека, две старухи, одна женщина с грудным ребенком – лицо тоже с явными чертами вырождения… Человеческие отбросы. Даже дети – двое мальчиков лет десяти и девчонка чуть старше – и те… грязные, смотрят исподлобья… и взгляд как у зверенышей. Не люди, нет. Дикие говорящие обезьяны. Генетический мусор. Я оглянулся на их жилище – шалаш из веток… и живут как звери.
– Эрвин, что нам делать дальше? От этих гражданских нет никакого толку.
– Дальше? – Я усмехнулся. – Дальше, Макс, мы отомстим за Карла. Он был отличным парнем, Макс. Ты его мало знал, а я – долго. Он стоил десятка таких, как ты, поверь. И мы должны отомстить за него.
– Да… но как? – Этот щенок на самом деле все еще ничего не понимал.
– Так. – Я одним движением повернул винтовку и прямо с ремня выстрелил в упор в голову старику.
Взвизгнула женщина, тихонько завыли старухи, дети присели, закрыв головы руками и отвернувшись.
– Эрвин! Но… но это же гражданские! Их нельзя!
– Что? Щенок, ты что, не понял? Они помогли бежать тем, кто убил Карла! Они бандиты, и их надо убить! За Карла!
– Но… Так нельзя! Нас за это будут судить! Вот, я читал. – И этот сосунок стал рыться в карманах, а потом протянул мне какую-то бумажку.
Я взял ее и с удивлением узнал «Десять Заповедей по ведению войны немецким солдатом». Туберкулезная задница, сопляк – откуда это у него?! Я снова пробежал глазами по строчкам, которые нам вдалбливали и в Бельгии и во Франции не по одному разу:
«1. Немецкий солдат воюет по-рыцарски за победу своего народа. Понятия немецкого солдата касательно чести и достоинства не допускают проявления зверства и жестокости.
2. Солдат обязан носить обмундирование, ношение иного одеяния допускается при условии использования различаемых (издалека) отличительных знаков. Ведение боевых действий в гражданской одежде без использования отличительных знаков запрещается.
3. Запрещается убивать противника, который сдается в плен, данное правило также распространяется на сдающихся в плен партизан или шпионов. Последние получат справедливое наказание в судебном порядке.
4. Запрещаются издевательства и оскорбления военнопленных. Оружие, документы, записки и чертежи подлежат изъятию. Предметы остального имущества, принадлежащего военнопленным, неприкосновенны.
5. Запрещается ведение беспричинной стрельбы. Выстрелы не должны сопровождаться фактами самоуправства.
6. Красный крест является неприкосновенным. К раненому противнику необходимо относиться гуманным образом. Запрещается воспрепятствование деятельности санитарного персонала и полевых священников.
7. Гражданское население неприкосновенно. Солдату запрещается заниматься грабежом или иными насильственными действиями. Исторические памятники, а также сооружения, служащие отправлению богослужений, здания, которые используются для культурных, научных и иных общественно-полезных целей, подлежат особой защите и уважению. Право давать рабочие и служебные поручения гражданскому населению принадлежит представителям руководящего состава. Последние издают соответствующие приказы. Выполнение работ и служебных поручений должно происходить на возмездной, оплачиваемой основе.
8. Запрещается приступ (переход или перелет) нейтральной территории. Запрещается обстрел, а также ведение боевых действий на нейтральной территории.
9. Немецкий солдат, попавший в плен и находящийся на допросе, должен сообщить данные касательно своего имени и звания. Ни при каких обстоятельствах он не должен сообщать информацию относительно своей принадлежности к той или иной воинской части, а также данные, связанные с военными, политическими или экономическими отношениями, присущими немецкой стороне. Запрещается передача этих данных даже в том случае, если таковые будут истребоваться путем обещаний или угроз.
10. Нарушение настоящих наставлений, допускаемое при исполнении служебных обязанностей, карается наказанием. Донесению подлежат факты и сведения, свидетельствующие о нарушениях, которые допускаются со стороны противника в части соблюдения правил, закрепленных в пунктах 1–8 данных наставлений. Проведение мероприятий возмездного характера допускается исключительно в случае наличия прямого распоряжения, отданного высшим армейским руководством» [60] .
– Где ты взял это древнее дерьмо динозавров, дьявол тебя раздери?! – Я прямо-таки осатанел. – Где, отвечай?!
– Нам… нам выдали их, когда отправляли в Норвегию, я там был месяц…
– Идиот! Где ты тут видишь Норвегию?! Ты, занюханный кретин? Ты в школе не учился? Где тут Норвегия, мать твою в три весла?! – Я схватил его за шкирку, как щенка, и стал тыкать во все стороны. – Это Норвегия? Это? Это?!
– Но… это же тоже… территория рейха…
Я наотмашь ударил его ладонью по лицу.
– Опомнись, мальчик! Посмотри на них – это же не люди! Ты видишь это? Какая Норвегия? Какие еще правила? Нет никаких правил с этими зверями! Ты что? Или тебе, может быть, их жаль? Отвечать! Этих недолюдей жаль, которые занимают сейчас уже нашу землю?
– Н-н…никак нет! – Макс побледнел, его шатало. – Но… бумага… приказ… наказания…
– Слушай сюда, сопляк, – сказал я ему уже спокойно. – Эти бумажки и у нас были. Но поступил приказ их выбросить, перед тем как мы пришли в Россию. Если ты его не слышал – то ты достоин наказания за свою невнимательность. Но я спишу это на тяжелые условия русской кампании и твою молодость. А вот если ты не выполнил приказ, то я вынужден буду доложить об этом по возвращении фельдфебелю Рункопфу… Выбирай, мальчик. Итак – откуда у тебя эта бумага? Ну?!