В свою очередь, тоже узнав пилигрима, шут вместо хоть какого-то приветствия с нескрываемым восторгом воскликнул:
– Вы только посмотрите, ваша милость, какой красавец… – и он, быстро присев, сунул руку в корзину, стоявшую на земле.
Там толстый рыжий щенок с чёрной мордой и белой «звёздочкой» на груди, неуверенно стоя на толстых, но ещё подгибающихся лапах, доверчиво ткнулся носом в ладонь шута.
– Меделян… – коротко пояснил пилигриму Гинне и, улыбаясь, начал ласкать щенка.
Судя по всему, торг был окончен ещё до появления пилигрима, так как Гинне забрал псину на руки и, потянув монаха за собой, сказал:
– Отойдём подальше…
Пилигрим охотно последовал за шутом, который ловко миновал толпу и остановился на берегу речки, не подходя к челнам, где всё ещё возились с разгрузкой. Тогда монах, проверив, нет ли ещё кого рядом, глянул на Гинне и с напускным равнодушием поинтересовался:
– Ну, и что у вас тут нового?
– Нового? – переспросил шут и, старательно поджав руки так, чтобы щенку было удобнее, ответил: – В общем, ничего, а о том, что князь Витовт начал заигрывать с татарами, я уже сообщал раньше. И это вроде подтверждается. Во всяком случае, у нас в городе уже появилась Татарская улица…
– Это не страшно. Татары хороши против князей руських, – с усмешкой заметил пилигрим.
– Ну да, ну да, – закивал Гинне. – «Divide et impera», разделяй и властвуй…
– Именно так. К тому же, должен напомнить, князь Витовт – верный католик, а это главное, – пилигрим немного помолчал, обдумывая что-то, а потом, ничего не объясняя, перешёл совсем на другое, спросив: – А скажите мне, уважаемый, не сменил ли князь Витовт своего отношения к коронации?
– Нет, нет, всё так же! – поспешил заверить Гинне. – Больше того, подготовка идёт безостановочно, только на этот раз местом выбран не Луческ, а Вильно… Вот, я уже и подарок приготовил…
Гинне затормошил щенка, который, угревшись на руках шута, сидел смирно. Вероятно, это не понравилось пёсику, он заскулил, и шут, успокаивая животину, начал гладить его по спине. Пилигрим усмехнулся и, протянув руку, тронул влажный щенячий нос, а пёс, словно поняв, что о нём заботятся, благодарно лизнул палец. Монах рассмеялся и, продолжая разговор, сказал:
– Кстати, цесарь тоже готовит подарок литовскому князю…
– Коня? – попробовал догадаться Гинне.
– Нет, – отрицательно покачал головой пилигрим. – По приказу цесаря корону будет украшать «королевский камень»…
– А-а-а, это тот, который дает ещё большую власть. Я тоже слышал о таком его свойстве… – догадываясь, куда клонит монах, отозвался шут.
– А надо, герр Гинне, – повысив голос, пилигрим особо выделил фразу, – чтобы все в округе знали об этом… Понятно?
Шут не нуждался в более прозрачном намёке и, всё мгновенно уразумев, заверил:
– Так ваша милость. Вскоре весь город будет толковать о том, что великий князь Витовт после коронации станет могучим королём…
С удовольствием слушая понятливого шута, пилигрим, непонятно почему, вспомнил недавнего охотника с его запахом мокрой псины. Странным образом маленький щенок показался монаху неким предзнаменованием серьёзности дела. Проверяя свою догадку, он наклонился ниже и почувствовал, как от пёсика, сидевшего на руках щута, в лицо повеяло не тем неприятным запахом, а мягким теплом…
* * *
Поезд Будапешт – Мишкольц весело катил по рельсам, проложенным живописной долиной Тиссы. Удобное купе старого, ещё цесарского, вагона с индивидуальным выходом на перрон избавляло пассажиров от лишней толкотни и нежелательных соседей. К тому же два коммивояжёра, севшие в купе в Будапеште, вышли в Колье, так что Минхель и Гашке, которые в связи с пребыванием в Венгрии снова одели цивильное, остались одни.
Искатели тайн после выхода коммивояжеров свободно устроились напротив друг друга и, любуясь окрестностями, проплывавшими за окном, сидели молча. Им было о чём подумать. Почти случайное упоминание про какого-то Шомоши, конечно, не осталось без внимания и привело к весьма интересным результатам. Сразу выяснилось, что рыцарь Шомоши Ференц принадлежит к известному роду графов Мунгази. С одной стороны, это значительно облегчало дело, а вот с другой – наоборот. О том, что будет возможность как-то добраться до личного архива семьи Мунгази, не могло быть и речи, потому пришлось действовать по-другому…
Чётко уясняя, что Будапешт – не Прага, Минхель и Гашке долго ходили по всяким учреждениям, однако, ничего не добившись, вынуждены были пустить в ход личные связи. Тогда дела пошли несколько лучше, и в конце концов соратники получили необходимое приглашение…
Поезд начал замедлять ход, за окном проплыла вывеска «Мезекендвешт», и, едва вагон остановился, Минхель и Гашке, подхватив дорожные чемоданы, выскочили на перрон. Почти сразу к ним подошёл сановитый грум [159] в шапочке, украшенной петушиными перьями, и, убедившись, что это именно те, кого он встречает, усадил в экипаж, после чего открытое ландо, мягко покачиваясь, покатило вдоль речки по усыпанному мелким гравием шоссе…
Старомодный замок, выстроенный не меньше чем двести лет назад, выглядел как новенький, вот только на барбете [160] , где раньше стояли пушки, теперь густо росли цветы. И вообще внутренний двор выглядел так, что сразу было ясно: тут живёт не обедневший потомок крестоносца, а настоящая аристократка.
Владелица замка, графиня Элеонора Лантош-Мунгази, оказалась молодой, на удивление красивой женщиной с задумчивыми глазами. Лично встретив молодых исследователей, она провела их в роскошную гостиную, пригласила гостей сесть, а когда они устроились в удобных креслах, села сама и с ласковой улыбкой приготовилась слушать.
Красавица графиня очень понравилась Гашке, и он, вдруг почувствовав необычное вдохновение, заговорил первым:
– Уважаемая госпожа, хочу подчеркнуть, что мы, – кивком головы Гашке показал на Вернера, который, стараясь это делать незаметно, осматривался, – решили в своей научно-исторической работе использовать необычный метод, а именно – подойти к историческим событиям не традиционным способом, а, так сказать, со стороны людей, которые жили и действовали в то время.
Закончив столь умную фразу, Гашке перевёл дух, а Вернер, перестав разглядывать гостиную, смерил удивлённым взглядом товарища: чего-чего, а такого красноречия от своего, в общем-то, нерешительного напарника он никоим образом не ожидал.
– Неужели так? – открыто обрадовалась графиня. – Наконец-то на страницах истории появятся не только особо выдающиеся личности, а и простые люди с их заботами и тревогами. Я правильно поняла?