Услыхав такие приятные слова, женщина внешне осталась спокойной. Но глаза её радостно заблестели, и она, снова поклонившись, пригласила:
– Прошу вельмишановных гостей до палацу [161] .
Шомоши послушно последовал за хозяйкой в уже знакомые покои, однако, к его огромному разочарованию, пани Беата, подождав, пока оба оруженосца помогут рыцарю освободиться от походного снаряжения, не осталась с Ференцем наедине, а пошла показывать комнаты его людям.
Шомоши раздражённо поглядел на лижко [162] и тут сообразил, что иначе и быть не может, а пани Беата, скорее всего, придёт к нему, как только устроит гостей. Придя к такому выводу, Ференц стал терпеливо ждать. Но прошло немало времени, прежде чем кто-то осторожно постучал в двери.
Шомоши тут же сорвался с лижка, но, к своему удивлению, вместо хозяйки увидел аккуратную служницу, которая сразу принялась тараторить:
– Пани ожидают вашу милость! Пани приглашают вашу милость на званый ужин! Пани пригласила к столу рыцарей из почту вашей милости…
Казалось, говорливую служанку невозможно остановить. А потому, не дослушав до конца, Ференц закрыл дверь и торопливо начал переодеваться.
Стол, к которому пригласили Шомоши, оказался на диво щедрый. Всю его середину занимало огромное блюдо со свежезажаренными и весьма аппетитными кусками мяса, а кругом теснились ещё и дичь, и птица, и всякие заедки. И конечно же стояли кувшины мальвазии в окружении печева и лакомств в виде ячменных коржиков, медвяных и фруктовых узваров, а в дополнение ко всему ещё и изысканный деликатес, маслянка – закваска, сделанная из молока и мёда.
Аппетит, нагулянный за целый день на свежем воздухе, сразу дал о себе знать, и никого из гостей особо уговаривать не пришлось. Все, кто был за столом, подоставали собственные ножи и так навалились на еду, что вскорости госпоже пришлось посылать служниц в поварню, чтобы пополнять опустошавшиеся блюда.
Позднее, когда все понаедались, а хмель ударил в голову и каждый, перебивая один другого, принялся доказывать что-то своё, Шомоши наклонился к сидевшей рядом с ним пани Беате и дерзко предложил:
– Может, уйдём отсюда? Прогуляемся…
Пани Беата молча кивнула, поднялась из-за стола и незаметно вышла, а после краткой задержки за ней последовал и Шомоши. В коридоре пани Беата, услыхав, что Шомоши догнал её, обернулась и вопросительно посмотрела на рыцаря. В глазах женщины Ференц вдруг увидел нечто такое, что заставило его враз откинуть игривый настрой и тихо, убедительно произнести:
– Я приехал сюда, чтобы сказать… – Шомоши на какой-то миг сбился, но, взяв себя в руки, твёрдо закончил: – Уже время завести нам свою усадьбу…
Из зала долетали гомон и весёлые выкрики, сопровождавшиеся поощрительным визгом служанок. Однако тут в коридоре, пани Беата порывисто прижалась к Ференцу, а он, обняв любимую женщину, не мог вымолвить и слова, потому что ему отчего-то прехватило дыхание…
* * *
Весеннее половодье брало своё. Снег, лежавший на соседних холмах, быстро таял, и тонкие ручейки, сливаясь вместе, ярами и низинами упрямо стремились к речке, отчего вода, заливая берега, поднималась всё выше и выше. Вследствие этого сплошной лёд, всю зиму сковываший речку, начал приподниматься, разламываться на куски и постепенно сплывать по течению.
Стоя на восточной башне собственного замка, князь Острожский с интересом следил, как речка медленно выходит из берегов и всё больше и больше заливает пойму, в то время как по стрежню часто-густо плывут льдины, и даже сюда, наверх, долетает хорошо слышимый шорох их столкновений, сопровождавший ледоход.
Чем дальше вода заливала окрестность, тем чаще князь обращал внимание на хилый мосток, соединявший оба берега, и прикидывал, устоят ли опоры в этот год, или лёд в очередной раз снесёт их? Вообще-то мостик по весне разрушался часто, и теперь князь просто загадывал, доведётся ли по окончании ледохода опять чинить хлипкое сооружение.
Внезапно внимание князя привлекло появление на том берегу нескольких всадников. Острожский присмотрелся и понял, что путники, хорошо понимая, чем угрожают мосту огромные льдины, спешат, чтобы успеть перейти речку. Однако зимний шлях, шедший через пойму, уже потонул в весенней грязюке, и кони путников то и дело замедляли бег.
Пока князь прикидывал, кто бы это мог быть, всадники приблизились к мосту и, торопливо проехав по дощатому настилу, который уже заметно начал раскачиваться, успели перебраться на противоположный берег. Словно по заказу, едва последний всадник одолел речку, центральная опора не выдержала натиска льдин, мост круто наклонился, и вода, ломая перила, потоком пошла через верх.
Прячась от сырости, всадники понатягивали капюшоны плащей на головы, и рассмотреть, кто именно едет, было невозможно. Впрочем, особого значения это не имело, поскольку неизвестные сразу погнали коней рысью вдоль замковой стены, и вскоре от ворот долетел громкий звук рога, оповещавший о прибытии гостей.
Князь Острожский напоследок окинул глазом залитую водой пойму и, раздумывая, кто же мог прибыть в замок, начал спускаться. Однако долго гадать не довелось. Ещё на ступеньках князя встретил кметь из замковой залоги и сообщил:
– Князь Нис прибыл!
Услыхав такую новость, князь Остожский обрадовался и приказал:
– Гостя в мои покои! Сейчас же!
Крутанувшись на месте, кметь побежал исполнять поручение, а князь поспешил тем времнем в хоромы и для скорости не стал спускаться во двор, а заспешил боевой дорожкой, которая вела вдоль оборонных зубцов по верху мура прямо к боковому входу дворца.
Желанный гость уже ждал господаря. Князь Александр Нис ещё не успел переодеться, он только сбросил с плеч дорожный плащ и теперь грелся возле разожжённого камина. Увидев Острожского, он вместо приветствия весело воскликнул:
– Княже! Ты видел, как вовремя рухнул мост!
– Ну и что из того? – обнимая давнего сообщника, шутливо усмехнулся Острожский. – Ну посидел бы день-другой за заплавой [163] . Куда торопиться?
– Есть куда, княже! – не поддержал шутки Нис и отстранился.
– Что, князь Витовт таки домигся [164] короны? – продолжал балагурить хозяин.
– Хуже! – не принял такого тона гость, и Острожский, поняв, что дело-таки серьёзное, наконец-то спросил:
– Так что случилось?
Прежде чем ответить, Нис оглянулся. Потом подвинул стилец [165] , стоявший под стеной, ближе к огню и, умащиваясь, пояснил: