Эва припоминала, что несколько лет назад она читала статью о фантомных болях. Что-то насчет остаточной реакции нервов, по-прежнему реагирующих на ампутированную конечность. Не то чтобы сейчас она могла вспомнить хоть одну полезную фразу из той статьи.
– И это помогает? – Трудно было поверить, что такими жесткими мерами можно утолить боль. Внешне они казались контрпродуктивными.
– Да. – Блэйк уже чувствовал, что боль начинает отступать. – Давление на обрубок помогает.
Эва помолчала. Давление давлению рознь. Наверняка завтра на ноге будут синяки. Недолго думая она слезла с кровати и села на корточки у него между ног. То, что оба они были полностью голыми, ее не смущало.
– Дай я попробую, – сказала она, отстраняя рукой его кулак. Обхватив руками его ногу, она стала аккуратно и ритмично давить на нее.
Блэйк чувствовал, что постепенно расслабляется под волшебством ее рук. Он сомневался, что действия Эвы возымели бы эффект, если бы боль уже не начала проходить, однако теперь ее прохладные ладони казались ему божественными.
Эва сконцентрировалась на своем деле, надеясь хотя бы попытаться ему помочь, и ей нравилось, что он вроде бы начал расслабляться. Дыхание его стало ровнее, и он почти разжал простыню, которую до этого сжимал мертвой хваткой.
– Такое часто происходит? – спросила она.
Блэйк закрыл глаза, стараясь сконцентрироваться на дыхании, а не на боли, как советовал ему психиатр.
– Поначалу довольно часто. Но я из тех, кому повезло, – я сумел справиться благодаря лекарствам… и времени.
Эва подняла голову. Глаза его были закрыты, и, хотя тело его постепенно расслаблялось, в свете лампы он все еще выглядел измотанным и напряженным.
– Но ты явно не исцелился.
Ей было невыносимо представить его здесь одного, наедине с этой болью. И никого рядом, чтобы утешить его.
– Я обычно надеваю на обрубок специальный носок, и он вроде неплохо помогает. Отгоняет боль. Но…
Блэйк открыл глаза и увидел, как она смотрит на него. Дальнейших объяснений ей не требовалось.
– Пока я была здесь, ты ничего в постели не надевал.
Чувство вины пронзило ее, и на глаза навернулись слезы. Неужели по ее вине случился этот приступ?!
Он пожал плечами:
– Все в порядке. Думаю, еще похороны сказались. Наверняка моя мозгоправша рассказала бы мне о психологической составляющей сегодняшнего обострения.
Он вздохнул и потер шею, снова закрывая глаза:
– Денек выдался нелегкий.
Эва наклонила голову, чувствуя, что вот-вот расплачется. Нелегкий денек? Да у него вся жизнь выдалась нелегкая. Он служил своей стране, получил медаль за отвагу, искренне считая, что попросту сделал то, что сделал бы любой порядочный человек. Куском тела он заплатил за это убеждение. И расплачивался до сих пор. Все еще ходил на похороны. Все еще просыпался ночью от диких болей в несуществующей ноге.
Обрубок был ровным и гладким, но боль… Ей невыносима была сама мысль о боли, которую ему приходилось терпеть. Если то, что она видела сегодня, лишь отдаленно отражало его мучения после взрыва, то она не знала, как он сумел это вытерпеть.
Звуки хака раздавались в ее голове с каждым нажимом ее руки. Злость и страдания навалились на ее грудь подобно каменной глыбе, давя ей на горло и на легкие. Глаза ее начали слезиться.
Блэйк почувствовал на своем бедре что-то теплое и влажное, посмотрел вниз и увидел одну-единственную слезинку. Он перевел глаза на опущенную голову Эвы.
– Эй, – сказал он, пытаясь разглядеть ее лицо сквозь завесу карамельных волос. Он протянул руку, нежно приподнял ее за подбородок и увидел, что щеки ее совершенно мокрые. – Почему ты плачешь?
Эва покачала головой. Она не могла ответить. Она знала, что если скажет хоть слово, то разрыдается, и тогда все ее эмоции выльются наружу, а это будет далеко не самым приятным зрелищем, ибо они являли собой большую, уродливую массу, и объяснить такую реакцию она вряд ли сумеет.
– Эва, все в порядке, – пробормотал он, вытирая с ее щеки очередную слезинку. – Все уже хорошо. Боли уже нет. Ты помогла мне, – сказал он. – Ты очень помогла.
Он притянул ее к себе, и она оседлала его колени, обняв его за шею. Чуть задрав голову, он смотрел ей в лицо, целуя ее нос, веки и щеки. Сцеловывая слезы.
– Т-ш-ш, – сказал он. – Тихо.
От нахлынувших чувств горло Эвы сдавило еще сильнее. Никогда прежде она не встречала такого… хорошего мужчины. Он напоминал ей ее отца, и она обняла его еще сильнее.
– Говори со мной, Эва, – тихо пробормотал он, покрывая ее лицо легкими поцелуями. – Говори со мной.
Она помотала головой:
– Я не могу… Не могу выносить мысли о всей той боли, которую ты испытал, – стараясь говорить так, чтобы ее голос не дрожал. – Ты столько всего пережил! А тут еще я со своими жалкими проблемами. Ради бога! У тебя нет ноги, у тебя чувство вины из-за Колина, и тебя мучают боли по ночам. А еще ты вынужден все время ходить на похороны. А я…
– О, Эва, не надо… Тихо, – сказал Блэйк, пропустив сквозь пальцы пряди ее волос и взяв в ладони ее лицо так, чтобы она на него посмотрела. – Твой дом обстреляли…
Эва почувствовала, как ком с новой силой подкатывает к ее горлу, а слезы опять наворачиваются на глаза.
– Но меня же просто пытались напугать. Это было не по-настоящему. Не так, как это видел ты.
– Знаешь, – сказал он, убирая волосы с ее лица. – Я там был, и, признаться, мне это показалось вполне реальным.
Эва кивнула, хотя и не верила его словам до конца. Есть реально, а есть очень реально.
– Тебе бывало страшно? Там… – спросила она. Блэйк кивнул:
– Иногда да.
Эва чуть не разрыдалась. Блэйк, такой сильный и смелый, испытывал страх и боль и понес такие утраты, потому что его страна попросила его об этом.
– Почему мы всегда воюем? – прошептала она.
Блэйк чувствовал себя беспомощным, так как не в силах был дать ответ на этот вопрос.
– Я не знаю, – ответил он. А потом поцеловал ее, потому что в этом толк знал. И знал, как заставить ее чувствовать себя лучше. По крайней мере, этой ночью.
* * *
Расставание следующим утром оказалось труднее, чем Эва это представляла. Они не были просто двумя людьми, которые провели неделю на одной лодке. Он не просто помог ей ненадолго укрыться от мира. Они разделили постель. Секреты. Познали друг друга телами и излили друг другу души. Как прежде не изливали их даже самым дорогим и близким людям.
День снова выдался дождливым, и Эва куталась в пальто, пока они прощались, стоя возле арендованной машины.
– Может, увидимся… когда ты вернешься в Лондон? – спросила Эва.