Драгоценная ночь | Страница: 39

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Эва кивнула:

– Это можно. Также я могла бы установить лимит на информацию о тебе. Прежде я этого не делала, но знаю, что так поступают другие знаменитости. И думаю… компромисс на твой счет будет достигнут.

Она широко улыбнулась. Блэйк притянул ее ближе:

– А я обещаю постараться не бить по морде каждого мужчину, который прикоснется к тебе во время фотосессии, или съемок рекламы, или чего угодно еще.

Услышав это обещание, Эва чуть не расплакалась. Она понимала, каких усилий это будет стоить такому неандертальцу и «механическому человеку», как он.

– Спасибо, – прошептала она.

Блэйк улыбнулся. Ему ужасно хотелось поцеловать ее. Хотелось прижать к стеклу кабины и показать, как сильно он ее любит. Но он знал, что сначала им нужно все обсудить.

– Но конечно, ты не можешь жить на лодке, так что я мог бы ее продать.

– Ни за что! – возразила Эва. – Оставь ее. У меня с ней…

Она пробежалась пальцами по его смокингу, чувствуя железные грудные мышцы под дорогой тканью.

– …связаны хорошие воспоминания.

Он наклонился, коснувшись губами ее шеи.

– Ты права. Лодку мы оставим.

Сердце Эвы запело, и она шагнула чуть ближе.

– Ты уверен, что тебе этого будет достаточно? – спросила она, чуть откинув голову.

Блэйк посмотрел в ее желто-зеленые глаза. Вся Темза простиралась за ее спиной. Здание парламента и Биг-Бен мерцали мягкими оранжевыми огнями. Великолепное зрелище. Но его интересовала только Эва. Женщина, которую он любил.

– Для начала. Дальше разберемся вместе. Придется. Поскольку без тебя мне плохо.

– Мне тоже, – согласилась Эва. Но потом она вспомнила свой разговор с Джоанной, и ей стало не по себе. – Джоанна сказала мне, что у тебя чувство вины из-за того, что ты выжил, в то время как Колин и многие другие погибли, – сказала она.

Как и всякий раз при упоминании Колина, Блэйк почувствовал удар под дых.

– Вот как?

Эва неотрывно смотрела ему в глаза. Ей нужно было, чтобы он понял ее.

– Я не стану делать вид, будто представляю, через что ты прошел, Блэйк. И не знаю, можно ли это исправить одной лишь любовью. Я знаю, что ты не разговорчив, но и не хочу, чтобы ты замыкался в себе. Я хочу знать все твои стороны. Даже те, которые ты сам хотел бы от меня скрыть. Наши отношения обречены, если я не буду знать твоих темных сторон. Или печальных сторон. Я не могу обещать, что пойму, как справляться с ними, но попытаться я хочу. Мне нужно твое обещание, что ты будешь говорить со мной. Что будешь откровенен во всем.

Блэйк несколько секунд взвешивал ее просьбу. Открытость никогда не давалась ему легко, но прежде он не встречал никого, кто значил бы для него так много. Он знал эту женщину, которую держал сейчас в объятиях; она была горячей, сексуальной и самоотверженной и не имела ничего общего с той женщиной, которой он считал ее прежде. Она пошла на риск, открывшись ему. Доверившись ему. И конечно же он мог сделать то же самое.

Потому что она стоила того, чтобы сражаться за нее.

– Обещаю, – ответил он. – Не обещаю, что буду очень разговорчив, но обещаю, что буду с тобой говорить.

Сердце Эвы затрепетало. Она понимала, что для него это нелегко.

– Это все, что мне нужно.

И долгие мгновения они лишь смотрели друг другу в лицо, запоминая этот момент навсегда.

– Ты ведь понимаешь, что сначала будет шумиха? – предупредила Эва.

– Переживу, – ответил Блэйк, снимая с нее капюшон. – Только давай не будем ее подогревать.

Эва кивнула:

– Договорились.

Блэйк снова улыбнулся.

– Ты так прекрасна, – сказал он. – Поверить не могу! У меня ушло столько времени на то, чтобы понять, как я тебя люблю!

– В это могу поверить я, – тихо произнесла Эва. – Мне потребовался миллион фунтов лишь на то, чтобы обратить на себя твое внимание.

Блэйк усмехнулся.

– Я люблю тебя, – сказал он.

Эва вздохнула; эти три коротких слова казались бальзамом для ее сердца. И она проведет остаток жизни со своим раненым воином, помогая ему в его исцелении.

– Я тоже тебя люблю, – сказала она.

Их губы встретились, и Эве показалось, будто на дворе не Рождество, а новогодняя ночь, ибо в душе ее гремел праздничный салют.

Звук одновременного вздоха дюжины людей и последовавшие за ним аплодисменты идеально дополнили картину, равно как и вспышки фотоаппаратов далеко внизу.

Лучшее в мире Рождество.