– Мне кажется, – совершенно спокойно сказал Браун, что я смогу сэкономить вам время и силы, если сразу изложу свою позицию. Я готов честно и подробно ответить на все вопросы относительно того, что я видел, слышал или делал с тех пор, как переступил порог этого дома. Тут я готов всячески вам помогать. Ответы же на все прочие вопросы вы услышите лишь в присутствии моего адвоката.
Кремер кивнул:
– Я ждал чего-то подобного. Проблема в том, что мне вообще-то наплевать на то, что вы видели и слышали сегодня днем. Ладно, к этому мы еще вернемся. А сейчас у меня встречное предложение. Обратите внимание, я даже не спрашиваю, почему вы попытались слинять незадолго до нашего прибытия.
– Я только хотел позвонить…
– Забудем об этом. – Кремер сунул то, что осталось от второй сигары, в пепельницу: огрызок размером с дюйм, не более. – Мне кое-что известно, поэтому расклад такой. Убитая женщина, называвшая себя Синтией Браун, не приходилась вам сестрой. Вы познакомились с ней во Флориде, приблизительно полтора или два месяца тому назад. Вы совместно разработали некий план мошенничества, избрав своей жертвой миссис Орвин. Вы двое приехали с ней в Нью-Йорк и находились здесь уже неделю, разрабатывая детали своего плана. Честно признаюсь, что ваши грязные махинации меня совершенно не волнуют. Моя специализация – убийства, одно из них я и расследую сейчас. – Он выжидательно посмотрел на собеседника, но тот не воспользовался возникшей паузой. – Меня лично, – продолжал Кремер, – интересует тот довольно долгий период времени, когда вы были тесно связаны с этой мисс Браун, вместе… э-э-э… работая. Думаю, вы не раз беседовали по душам. Вы представили всем эту даму как свою сестру, а теперь она убита. Представляете, какой у нас есть прекрасный повод основательно испортить вам жизнь? Ну, что скажете?
Браун и теперь не пустил в ход язык. На лице его ясно было написано: «Без комментариев».
– Испортить вам жизнь никогда не поздно, – заверил его инспектор, – но сначала я хочу дать вам один-единственный шанс. Итак, на протяжении двух месяцев вы тесно общались с Синтией Браун. Она наверняка упоминала о том, что случилось с ней в октябре прошлого года. Ее подругу по имени Дорис Хаттен убили – задушили. Синтия Браун случайно видела и могла бы его описать, но решила помалкивать; между прочим, напрасно: исполни она свой гражданский долг, была бы сейчас жива и здорова. Я уверен: она рассказывала вам обо всем; в жизни не поверю, что не рассказывала. Синтия должна была поделиться с вами всем, что знала. А теперь я послушаю вас. Расскажете все – и тогда мы вместе подумаем, как вам помочь выбраться из неприятной ситуации. Итак?
Браун сжал губы и почесал щеку. А затем снова разжал их:
– Мне очень жаль, инспектор, но я ничем не могу вам помочь.
– Вы думаете, что я поверю, будто за все эти недели она ни разу не завела речь про убийство своей подруги Дорис Хаттен?
– Мне очень жаль, но именно так и было, – твердо сказал Браун, подводя черту.
– О’кей. Поговорим о сегодняшнем дне. Вы обещали честно и подробно ответить на все вопросы. Помните ли вы момент, когда нечто в облике Синтии Браун – какое-то движение или выражение ее лица – заставило миссис Орвин поинтересоваться, что с ней происходит?
Браун наморщил лоб.
– Боюсь, что я ничего такого не припоминаю, – сказал он.
– Я прошу вас напрячь память. Попытайтесь вспомнить.
Молчание. Браун разлепил губы, и морщинка на его лбу стала глубже. Наконец он заговорил:
– В тот самый момент меня могло не оказаться поблизости. Не думаете же вы, будто мы всё время были рядом в такой толпе.
– Но вы помните, как она извинилась и вышла, сказав, что почувствовала недомогание?
– Да, конечно.
– Так вот, то, о чем я вас спрашиваю, произошло незадолго до этого. Она обменялась взглядом с каким-то мужчиной, стоявшим поблизости, и это ее так сильно напугало, что миссис Орвин спросила, в чем дело. Пожалуйста, подумайте хорошенько. Обещаю, что, если вы видели того человека и сможете его описать, я отпущу вас, даже имея доказательства, что вы обчистили до нитки миссис Орвин и еще десяток богатых вдовушек до нее.
– Сожалею, но я ничего не видел.
– Уверены?
– Абсолютно.
– А если как следует подумать?
– Тут и думать нечего.
– Проклятье! – Кремер с такой силой хлопнул кулаком по столу, что подносы подпрыгнули. – Леви! Уведи его и скажи Стеббинсу, пусть арестует этого типа как ключевого свидетеля и отправит в участок. Возьми людей, покопайтесь в его прошлом. У него наверняка уже есть судимость. Ищите хорошенько, носом землю ройте!
– Я хочу позвонить своему адвокату, – тихо, но выразительно проговорил Браун.
– Там, куда вас везут, найдется и телефон, – заверил его Леви. – Если только он не сломан. Прошу вас, полковник.
Когда за ними закрылась дверь, Кремер уставился на меня так, словно прикидывал, не арестовать ли и меня тоже. Изобразив на лице полнейшее равнодушие, я мимоходом заметил:
– Будь мне позволено войти в кабинет, я показал бы вам толстенную книгу, где содержится информация о людях, живших под чужой личиной, – забыл, как называется. Мировой рекорд – шестнадцать лет. Один парень в Италии целых шестнадцать лет дурачил окружающих, и…
Кремер продемонстрировал явный недостаток, бесцеремонно отвернувшись от меня, чтобы бросить стенографисту:
– Собирайся, Мерфи. Мы уходим.
Он рывком отодвинул стул, поднялся на ноги и потряс ими, чтобы спустить задравшиеся штанины. Леви заглянул снова, и Кремер обратился к нему:
– Уходим. Все на выход. Сбор у меня в кабинете. Скажи Стеббинсу, одного человека у крыльца будет достаточно… впрочем, я сам скажу…
– Но, сэр, там остался еще один свидетель.
– Кто именно?
– Некий Николсон Морли. Он психиатр.
– Этого нам еще не хватало. Отпусти его.
– Да, сэр.
Леви ушел. Коп-стенографист складывал свои манатки в видавший виды портфель. Кремер уставился на Вульфа. Тот спокойно выдержал его взгляд.
– Помнится, недавно, – скрипучим голосом произнес инспектор, – вы упомянули, что некий факт в рассказе Гудвина показался вам любопытным.
– Разве? – холодно переспросил Вульф.
Их глаза снова встретились, и оба некоторое время продолжали играть в гляделки. Ну, честное слово, прямо как дети малые. Нет бы Кремеру пойти и сломать печать на двери кабинета, а Вульфу поделиться с инспектором своими соображениями. Оба от этого бы только выиграли. Однако ни один из них не хотел сделать первый шаг. Наконец Кремер не выдержал, отвернулся и встал, чтобы уйти.
Он уже обошел стол и направлялся к выходу, когда Леви вновь появился на пороге, чтобы доложить: