— Но, Мари, милая, пожалуйста…
— Что «пожалуйста»? Ты уже два раза повторил «милая». Да, я милая, и что с того? Всем в офисе это известно. Я всегда была слишком мила с тобой. «Мари… можешь сделать это? Мари, знаешь… дети, жена, дом, врач, прием, конференция…» И милая Мари делает и организует, помогает и проверяет. Как здорово, что есть Мари, готовая решить любую проблему… Тебе так не кажется?
Юхан открыл и снова закрыл рот с таким глупым видом, что она расхохоталась бы, если бы не бурлящая в ней злость.
— У тебя какие-то проблемы, Мари?
— Проблемы? У меня проблемы? Нет у меня проблем! Меня только что вышвырнули из компании, которую я создала своими руками. Я — а не ты! Ты не справишься один, Юхан. Если только не найдешь такую же «милую» ассистентку, как я. Но шансов у тебя мало. И я с удовольствием посмеюсь, когда увижу, как тебя вышвырнут отсюда. От души посмеюсь!
Юхан тяжело дышал.
— Ты с ума сошла! — выплюнул он, брызнув слюной Мари в лицо.
Она брезгливо вытерла щеку и почувствовала, что окончательно теряет над собой контроль. Она смотрела на Юхана, словно читая его мысли: «У Мари истерика. Надо что-то придумать. С ней надо быть поосторожней. Она может нажаловаться новым партнерам, наврать что-нибудь».
— Я дам тебе рекомендацию, несмотря на то, что ты считаешь, что я разжирел и использую умных женщин в своих целях… Кто тебе сказал, что ты умнее меня? Ведь это я сижу в кресле начальника, а не ты, такая умная.
— Интересно, как ты заорешь, когда я воткну эти ножницы тебе в руку!
Мари сама не заметила, как произнесла это, только услышала эхо собственных слов в ушах. А ее левая рука уже послушно схватила ножницы, подняла их и направила острием прямо в волосатую руку Юхана на столе. Левую или правую? Правую! Это она левша, не он.
Только когда Юхан заорал, она осознала, что сделала. Окровавленные ножницы, лежавшие теперь на столе, оставили глубокую рану в его правой руке. Босс переводил взгляд с раны на ножницы и на Мари и вопил:
— Ты что?! Ты… Ты с ума сошла, Мари! Совсем спятила! Ты меня ранила! Ты…
Он побледнел и упал на стул. Ну да, она забыла: его же мутит от вида крови, он даже не смог присутствовать при родах жены, как та его ни умоляла. Юхана можно пожалеть. Многие так и делали. Мари услышала шаги — в кабинет вот-вот кто-то войдет, пора уходить. Свои вещи она заберет потом. Если захочет. Пиджак все равно старый, туфли тоже порядком поизносились. Она купила их, когда сломался каблук, — первую попавшуюся пару. Дэвид ужаснулся бы, если бы их увидел, но разве это имело теперь значение?
Юхан побледнел, глаза у него закатились. Мари наклонилась и посмотрела на лицо, которое когда-то находила красивым.
— У тебя желтые зубы, Юхан. Если собираешься стать директором, пей поменьше кофе или разорись на отбеливание. Да и подтяжка тебе не помешает.
Не дожидаясь ответа, она повернулась и вышла из кабинета. На улице сделала глубокий вдох и огляделась по сторонам. Светило солнце. Мари достала мобильный и набрала номер Анны.
Уже давно пора было закрываться, но Мари и Анна сидели в кафе и горячо обсуждали случившееся, ежеминутно поминая Юхана. Когда Мари позвонила Анне и призналась, что воткнула ножницы в руку шефа, та ответила, что это стоит отметить бокалом сухого вина. Пора наконец покончить с Юханом, этим паразитом на теле эволюции. Мари знала, что Анна именно так отреагирует на случившееся, поэтому ей и позвонила. Выйдя из офиса, она долго жадными глотками вдыхала воздух, чтобы успокоиться. А Анна всегда знала, что делать в критических ситуациях.
Мари считала их дружбу опровержением всех математических аксиом, потому что в этом случае параллельные прямые все же пересекались. Да и с точки зрения физики тоже: ведь Анна была плюсом, а Мари минусом, настолько они разные.
Девушки познакомились еще в юности, когда подрабатывали в летнем кафе. Они сразу решили держаться вместе, потому что их хозяин был настоящим деспотом. Анна даже написала на стене в туалете: «Гитлер жив. Он держит кафе в Стокгольме». Мари сравнение не понравилось, но она понимала, что Анна озвучила то, что думали все, только помалкивали. Такой уж была Анна — честной, прямой и презирающей условности.
А еще она была воплощением женственности. Летом ходила босиком или в простых сандалиях и такой легкой походкой, что казалось, у нее под ногами словно распускаются цветы. Ее вьющиеся темные волосы блестели на солнце. Ни один мужчина не мог устоять перед красотой Анны, их тянуло к ней как магнитом, и ее можно было назвать пожирательницей мужчин, что Мари и восхищало, и отталкивало одновременно. Она тысячу раз слышала, как Анна по телефону объясняет очередному поклоннику: их любовное свидание на прошлой неделе — вовсе не повод встретиться снова.
Анна много работала за границей, в барах и ресторанах. У нее даже был свой магазинчик в Берлине. Она подрабатывала моделью и кондитером во Франции, жила на барже в Амстердаме с австралийцем, с которым познакомилась на ферме в Израиле. От него Анна родила дочь Фандиту, или Фанни, как та себя называла, которая теперь жила в Стокгольме, изучала экономику, носила тщательно выглаженные костюмы и рано ложилась спать. Анна часто жаловалась Мари, что сама не понимает, как у нее получилось воспитать такую зануду.
Именно необходимость заняться дочерью, которая могла «погрязнуть в нормальности», заставила Анну бросить австралийца, вернуться в Стокгольм и открыть кафе под названием «Фристаден», то есть «Город свободы» — уютное заведение на Сёдере. Анна обставила его на свой вкус. Посетители могли отведать супы и пироги ее собственного изготовления по самым гуманным в столице ценам. Само собой, скоро у Анны появились постоянные клиенты, которые часами сидели за столиками, наслаждаясь любимыми блюдами и иногда запивая их кое-чем покрепче кофе за счет заведения. Готовила Анна просто фантастически: несмотря на то, что она бросала в кастрюлю все подряд, отмеряя пропорции на глазок, получалось отменно вкусно. Правда, по слухам, однажды кто-то из посетителей выловил из тарелки с супом черные кружевные трусики-стринги, но Анна утверждала, что этот «кто-то» просто выдает желаемое за действительное.
В этот темный и промозглый октябрьский вечер она ждала подругу при свечах. Мари сразу поняла, что Анна уже приложилась к бутылке. «Когда-нибудь это ее убьет», — подумала Мари. Ей уже не раз приходилось отводить пьяную в стельку подругу домой и укладывать спать. Но если двадцать лет назад Анна после бурной ночи просыпалась свеженькой как огурчик, те времена давно прошли. Конечно, она все еще очень привлекательна, но глаза уже не так блестят, как раньше, да и усталость дает о себе знать. Однако это не мешало Анне по-прежнему вести разгульную жизнь.
«Лучше я перестану смотреться в зеркало, чем брошу веселиться, — сказала она как-то раз. — Я чувствую себя молодой как никогда».
В какой-то мере Анна была права. Полупрозрачная блузка с глубоким вырезом притягивала внимание к полной груди. В ложбинке — кулон с черно-белыми символами инь и ян. Она выпрямилась, и Мари словно увидела себя ее глазами: светловолосая, чуть располневшая, всегда в костюмах мрачных тонов и практичных туфлях на низком каблуке. Мари могла бы выглядеть и получше, но зачем? Ее светлые волосы и глаза очень необычного, почти лилового цвета и так завораживали мужчин, а кожа была чистой и гладкой, как у младенца. Мари не пыталась бороться с появляющимися морщинками и лишним весом: она считала, что внешность не должна противоречить внутреннему состоянию: старое дерево, сколько его ни покрывай побелкой, все равно потрескается.