– Я пыталась тебя предупредить, но не дозвонилась, – взволнованно сказала она.
– Прости, мам, я отключил мобильный. Они тебя совсем замучили?
– Не так, как репортеры из газеты. Весь телефон оборвали. Первым я еще советовала обратиться в полицию, а потом просто перестала брать трубку. И тут приехали эти с телевидения. Я сказала, что комментариев не будет, но они все равно торчат под дверью. Хорошо, что вы не стали заходить с улицы. Надеюсь, им скоро надоест, и они уедут.
Слава богу, так и вышло. Телефон прозвонил еще несколько раз и умолк. Через пятнадцать минут фургон с репортерами тоже отбыл.
Мама Джоша разогрела пиццу в духовке, и мы приступили к неловкому ужину. Даже Дез вел себя необычно тихо. Наоми выглядела измотанной, Джош – немногим лучше. Я догадывалась, что он провел прошлую ночь в зверином облике, в страхе и смятении скитаясь по закоулкам Санта-Фелиса. Я по собственному опыту знала, как трудно свыкнуться с новым телом и органами чувств. Сейчас мне больше всего хотелось разделить с ним эти переживания, но это значило выдать себя – и навсегда потерять его доверие.
Едва покончив с пиццей, я чувствительно пнула Дезмонда под столом и тут же смерила выразительным взглядом. В кои-то веки он понял меня с первого раза. Мы поспешно откланялись под предлогом, что я не была дома с самого утра, и mamá не терпится узнать новости про Джоша. Я была сыта враньем по горло и порадовалась, что хотя бы сейчас могу сказать чистую правду.
Джош вышел нас проводить.
– Слушайте, ребят, – начал он после паузы, – давайте перед уроками встретимся у Деза? Мне правда страшно идти в школу одному. Вдруг эти парни из внедорожника все еще ошиваются поблизости.
– Без проблем, чувак, – просиял Дезмонд. – Если тебя попытаются похитить, я просто обязан там быть. Пума перегрызает горло подлому федералу! Надо взять видеокамеру.
Джош только вздохнул.
Мы с Дезом вскочили на брошенные у порога скейты и заскользили вниз по улице.
На следующее утро я поехал в школу кружным путем, чтобы подхватить Дезмонда и Марину. По дороге я старательно выглядывал новостные фургоны, черные внедорожники и просто что-нибудь подозрительное, но все шло своим чередом. Миссис Эвора подозрительно изучала почтовый ящик – хотя все на улице знали, что почтальон приезжает не раньше полудня. Мистер Стайнингер выгуливал миниатюрного бостон-терьера Джуди. Пара ребят из средней школы украдкой дымили за гаражами.
Свернув на 11-ю улицу, я сразу увидел Дезмонда. Он поджидал меня перед домом, привалившись спиной к низкому заборчику. Рюкзак лежал на тротуаре у его ног.
– А где Марина? – спросил я.
– В пять утра прислала сообщение «Ловлю волну» – и понимай, как хочешь. Я думал, она и тебе написала.
– Я же вырубил мобильный. Не знаю, есть ли у репортеров мой номер, но как-то не горю желанием с ними общаться. Городской телефон разрывается с самого утра.
– Такова цена славы.
– Ха-ха. Кстати, а почему ты не спал в пять утра?
– Я спал. Время отправки сообщения, чувак – слышал о таком? В любом случае, если она пошла ловить волну, мы тут можем прождать до Второго пришествия.
Я вздохнул.
– Ну, к первому уроку она точно не управится.
– Угу. Хотя… – и Дезмонд понизил голос. – Что, если это прикрытие? Вдруг ее сцапали люди в черном, и прямо сейчас она под пытками рассказывает о тебе всякие интимные подробности?
– Не смешно.
– Да брось! Ты же знаешь, что это полный бред.
– Я уже ни в чем не уверен.
– Чувак, расслабься, – вздохнул Дез и, когда я смерил его угрюмым взглядом, с любопытством добавил: – Что, заметил кого-нибудь из вчерашних?
Я покачал головой.
Дез поднялся и закинул рюкзак на плечо.
– Знаешь, – доверительно сообщил он, – федералы не всегда одеваются в черное и ездят на внедорожниках. Шпионом может оказаться кто угодно. Надо сегодня присмотреться к новичкам. Некоторые агенты шифруются под школьников, а на самом деле им за тридцатник.
– Спасибо, что печешься о моей паранойе.
Дез рассмеялся.
– Чего ты так легко ведешься? А ведь мы еще даже не обсудили твои новые музыкальные вкусы! «Ханна Монтана», подумать только!
Я не удостоил его ответом. Конечно, Дез прав. С тех пор, как началась эта заварушка, меня было проще простого вывести из себя. И все-таки я чувствовал, что мои страхи не беспочвенны.
Я никогда не считался в школе популярным парнем – но и на изгоя тоже не тянул. Как и большинство ребят, я стремился не выделяться, а для этого нужно было четко знать границы. Например, я старался не перебарщивать с шутками, потому что они наверняка привлекли бы ко мне внимание, и вряд ли позитивное. Известное дело: сегодня ты удачно сострил, а завтра хлебаешь воду из унитаза или получаешь подносом по морде. Еще я держался подальше от тех, кто курит травку (не дай бог, примут за нарика). И уж конечно, за километр обходил банды – что мексиканцев, что черных. В школе они не высовывались, но все и без того знали, кто тут главный. Будешь выпендриваться – рискуешь продолжить разговор с ножом у подбородка.
В общем-то, я был готов к тому, что история со Стивом принесет мне дурную славу. В школе слухи распространяются быстрее пожаров, которые гонит по холмам горячий ветер Санта-Ана. Те, кто худо-бедно меня знали, хотели подробностей. Остальные просто глазели, делая вид, что им наплевать, но при этом пытаясь подобраться поближе.
Бобби Уайт не относился ни к первым, ни ко вторым. Поэтому я здорово удивился, когда он оттолкнулся от лестничных перил и направился к нам с Дезмондом. Это был высокий черный детина с жесткой щетиной на квадратном черепе и в солнечных очках, которые вместо глаз владельца показывают вам собственное отражение. Он даже не поздоровался – просто ткнул пальцем в сторону обеденных столиков, стоявших под пальмами в углу школьного двора.
Я знал, на кого он указывает: необъятная филейная часть на столе, ботинки на стуле. Он сидел там каждый день. В классных журналах он значился под именем Теодора Вашингтона, хотя все звали его просто Каторжником. Теодор был самым здоровым в школе – больше сотни килограммов на двухметровый «шкафчик» – и, пожалуй, самым старшим. Ту пару лет, когда мы зубрили Шекспира и препарировали лягушек, он провел в тюрьме. Точнее, в колонии для несовершеннолетних преступников – но какая теперь разница?
Его брат крышевал бездомных с Оушен-авеню. По слухам, он взял на себя вину в скандале с наркотиками, чтобы младшему не пришлось мотать взрослый срок в тюрьме. Никто не понимал, зачем Каторжник вернулся в школу, отсидев положенное. Не то чтобы он интересовался занятиями. Большую часть дня он проводил здесь, под пальмами. Я не знал, чем он тут занимается, да и не хотел знать. Только вот – какая досада – теперь он желал меня видеть.