Саша развела руками.
— Нет! Попробую еще поискать, хотя в таком беспорядке вряд ли что-то быстро найдешь!
— После поищешь, а сейчас некогда! На твоем месте я на всякий случай сменил бы замок и поговорил бы с соседями. Могли шаги слышать, шум, стук… — И быстро глянул на часы. — Ладно, поехали!
— В полицию? — удивилась Саша.
— В музей! Попробуем выяснить, с чего вдруг твоя бабуля помчалась туда на ночь глядя!
В музей они приехали без предупреждения, чтобы там не успели подготовиться к обороне. Так заявил Никита, хотя Саша пыталась его убедить: и без того им скажут все, что будет нужно, поскольку музейщики ее прекрасно знали. Она фактически выросла в музейных залах и библиотеке и могла рассказать о большинстве экспонатов не хуже любого экскурсовода. Но Никита, нетерпеливо гарцуя на месте, решил-таки использовать эффект неожиданности.
Но неожиданности особо не получилось. На входе в музей их встретил охранник, документы, правда, не потребовал, но зато записал фамилии в толстый журнал и спросил о цели визита. Наконец кому-то позвонил и через пару секунд движением головы показал на второй этаж «Проходите!».
Они поднялись по широкой деревянной лестнице с резными перилами. На этаже их поджидала директор музея Надежда Петровна Воронцова — невысокая, худенькая дама лет пятидесяти с небольшим. Из-за рыжих кудряшек и острого носика она сильно смахивала на лису, Саша заметила, что в ее глазах промелькнула растерянность. И было просто грешно не воспользоваться этим замешательством.
Бабушка Воронцову недолюбливала, считала выскочкой и посмеивалась над ее кандидатской, что-то про развитие музейного дела в области. И вправду, директор, бывший комсомольский работник, в науке смыслила мало, но администратором была хватким: добилась того, что под музей отдали целиком бывший купеческий особняк, нашла средства на его ремонт. В ее бытность в музее появились реставрационная мастерская, библиотека, пополнились фонды, но, главное, она сумела наладить связи со столичными музеями, которые периодически радовали провинцию передвижными экспозициями и выставками.
Воронцова предложила пройти в ее кабинет, вероятно, чтобы не возбуждать любопытство сотрудников. Саша от чая отказалась, а Никита согласился. Воронцова суетилась, расставляя чашки и вазочки с конфетами, и горестно причитала:
— Сашенька, я вам сочувствую, так сочувствую! Ирина Львовна была чудной женщиной, великолепным знатоком музейного дела, царствие ей небесное! И Федор Анатольевич… Очень хорошая пара, блестящие ученые, но как все нелепо и печально!
Похоже, она искренне горевала о потере ценного специалиста, но Сашу это раздражало. В интонациях и суматошных движениях Воронцовой иногда проскакивало нечто, свойственное деревенской сплетнице, которая с притворным сочувствием и вместе с тем с жадным любопытством взирает на чужое горе. Масла в огонь подливал Никита с его чересчур открытой улыбкой и радостным блеском в очах. Саше хотелось его придушить, и, когда ее терпение наконец лопнуло, она решительно прервала Воронцову:
— Надежда Петровна, я хочу понять, зачем бабушка отправилась в музей после его закрытия? Она звонила вам, предупреждала? Или, может, днем что-то говорила, о чем-то беспокоилась?
— Не знаю, Сашенька, — развела руками Воронцова. — Не звонила, ничего особо не говорила, по крайней мере я не запомнила! Знаешь, как бывает у нас, пожилых? Тут — помню, там — не помню! По словам дежурных, Ирина Львовна отметилась в журнале и прошла в фонд. Объяснила, что забыла свои записи, с которыми хотела поработать дома. У нас такое частенько происходит, и поэтому охранники спокойно отреагировали на ее появление в музее в неслужебное время. Через сорок минут она вышла из музея. И… Ну, дальше вы знаете! — Воронцова сняла очки и приложила платочек к глазам. — Горе какое! Так жалко!
— Выходит, музей не стоит на сигнализации, а есть ночная охрана? — быстро спросил Никита.
От его резкого вмешательства Воронцова нахмурилась и строго спросила Сашу:
— Кто это с вами?
— Никита, мой… друг, — ответила она, смутившись оттого, что не знала, следует ли раскрывать Воронцовой профессию своего спутника.
Надежда Петровна прищурилась, нацепила на нос очки, окинула Никиту задумчивым взглядом и произнесла:
— Несомненно, мне ваше лицо знакомо. Определенно где-то вас видела! — и снова посмотрела на Сашу, словно она задала вопрос об охране.
— Под сигнализацией все залы и особо ценные экспонаты. У нас ведь хранится много старинных артефактов, картины, иконы… Днем в музее дежурит один охранник, а ночью — два. Один неотлучно у пульта, второй — для принятия мер.
— А что это были за записи, вы не в курсе? Над чем работала Ирина Львовна?
Никита смотрел исподлобья и даже приподнялся в кресле в ожидании ответа.
Воронцовой вопрос не понравился. Она поджала губы и неодобрительно покачала головой.
— Молодой человек, а почему вас это заинтересовало? Ирина Львовна до ухода на пенсию была моим замом по науке, а после служила главным хранителем фондов. Работа там, несмотря на ее высокий статус, довольно уныла и однообразна для непосвященного человека, но для профессионалов интересна. Над чем она могла работать? Все как обычно: подготовка к выставкам, работа с посетителями. Сейчас мы готовим новую экспозицию ко дню города: картины знаменитых художников — наших земляков. А до того была выставка минералов. Заслуженный геолог Ягодкин любезно предоставляет нам свои коллекции. Незадолго до гибели Ирина Львовна подготовила великолепную выставку петроглифов на бумаге, а перед этим мы выставляли коллекцию старообрядческих литых икон с напаянными ликами. Она принадлежала купцу Горшкову, владельцу особняка, в котором мы сейчас находимся.
— Вы сказали, что она работала с посетителями? — продолжал допытываться Никита.
— Ну да! — пожала плечами Воронцова. — К нам часто обращаются историки, биографы, студенты, работники архивов. Люди диссертации пишут, кандидатские, над дипломами работают… Вот недавно Томочка Маркелова приходила, книгу пишет об истории края, святая женщина! Анечка Недвольская часто в наших фондах ищет информацию… Но для работы с редкими изданиями в библиотеке и с фондами нужны разрешения, а к некоторым документам — еще и допуск, поэтому случайные люди туда не попадут.
Святую женщину Томочку Маркелову, вдохновенную графоманку, Саша неплохо знала по работе в городской администрации. Та вечно ошивалась в благотворительных фондах, часто раздавала интервью и писала занудные статьи по краеведению, которые печатали в основном летом, чаще от безысходности, поэтому слушать о ней было неинтересно.
— Недвольская? Кто это? — лениво поинтересовался Никита.
— Она с недавнего времени преподает в нашем университете. Над кандидатской трудится, — ответила Воронцова.
— Больше вопросов не имею! — улыбнулся Никита.