Лада Юрьевна еще с порога, узрев Юлю и Никиту, всплеснула изящными руками и воскликнула:
— О господи! Опять бегают вместе, как Лелек и Болек! Юля, что случилось?
— Ничего! Пришли тебя послушать, — ответила Юля. — Есть к тебе пара вопросов.
— Ты сейчас говоришь как Константин Аркадьевич, — усмехнулась Лада Юрьевна. — Помнишь его? Жил наверху, ходил в жилетке поверх тулупа и грозился вывести на чистую воду поганых империалистов. Так что ты хочешь узнать?
Саша откашлялась и решительно шагнула из-за спины Никиты.
— Здравствуйте, меня зовут Саша. Я — внучка Федора Ковалевского. Кажется, вы были знакомы?
Улыбка сползла с лица Быстровой-старшей. Она прищурилась, затем нашарила очки на тумбочке в прихожей, нацепила на нос и пристально посмотрела на Сашу.
— Не сомневаюсь! Очень похожа на деда! Яркая, красивая!
Юля в ответ на ее замечание поджала губы, а Никита, похоже, не обратил внимания, потому что пытался развязать шнурки на кроссовках. Они настолько пострадали в погоне за Соколовым, что не вписывались в стильное убранство квартиры. Впрочем, Саша тоже в него не вписывалась, поэтому вновь почувствовала себя неуютно, а слова Лады Юрьевны восприняла как дежурный комплимент. Правда, вскоре поняла, что Юлина бабушка зря слов не произносила. Но об этом она узнала чуть позже, а пока с удовольствием сбросила туфли и замерла рядом с Никитой, не зная, что предпринять дальше.
Лада Юрьевна вернула очки на место.
— Пройдите в гостиную, там и поговорим.
Юля уже устроилась в кресле возле низкого столика, на котором стояла крохотная вазочка с ландышами и лежал журнал. Как поняла Саша: Юлин журнал! Бабушка следила за успехами внучки…
Лада Юрьевна опустилась в кресло напротив, расправила на коленях кимоно и выпрямилась. Взгляд ее стал строгим, даже официальным.
Саша и Никита за неимением других мест уселись рядышком на узком диване.
Лада Юрьевна обвела их взглядом и остановила его на Саше.
— Знакома, не то слово, — невозмутимо сказала она. — Я была за ним замужем. Целых три года! Как поживает Федор?
Судя по тону, Ладе Юрьевне было глубоко наплевать, как поживает бывший муж. Атмосфера несколько сгустилась, и в воздухе словно захрустел лед. Саша подумала, что высокомерие — еще одна отличительная черта этой династии, оттого, наверно, ее слова прозвучали довольно резко:
— Дедушка недавно умер!
— Какая жалость! — отбила подачу Лада Юрьевна вполне великосветским тоном. — Увы, мы не молодеем. Жаль Федора, конечно, но… Мы так давно не виделись…
Она нахмурилась и перевела взгляд на Никиту.
— Что-то не так, да? — спросила она. — Вы же пришли не за тем, чтобы сообщить о его кончине, верно?
— Бабуля, Сашин дедушка очень нехорошо умер, — сказала Юля. — Мы всерьез подозреваем убийство.
— Мы? — изумилась Лада Юрьевна. — А ты здесь с какого бока? И мужа, конечно, в известность не поставила? Никита, я тебя по старой памяти еще люблю, но просила бы не впутывать в свои проблемы мою внучку.
— Никто меня не впутывает! — отмахнулась Юля. — Никита все тебе расскажет, а я пойду чайник поставлю.
И ушла, безжалостно бросив Никиту и Сашу на амбразуру. Но Никита явно не хотел ложиться на огневую точку, потому что взял в руки журнал и залился соловьем, расхваливая материалы и Юлю как редактора этого глянцевого совершенства. А Саша исподтишка рассматривала квартиру и поражалась чутью и вкусу Лады Юрьевны.
Юля наконец принесла кофе и чайник, расставила на столике чашки и вазочку, щедро набитую дорогими конфетами, и, подобрав под себя ноги, снова устроилась в кресле.
Лада Юрьевна пригубила чай, обвела притихшую молодежь взглядом и неспешно принялась рассказывать:
— Федор… Федор, деточки, был завидным женихом! Еще в институте подавал большие надежды и многих сокурсников тащил за собой паровозом. Комсомолец, затем коммунист, приличные родители из старых идейных партийцев. Словом, отличная партия для бедной вертихвостки вроде меня. Но я никогда не была расчетливой, просто влюбилась, как кошка. Честно говоря, Сашенька, я понятия не имела, кем он был на самом деле. И, боюсь, вам не захочется это услышать.
Саша поставила чашку с чаем на стол, ей вдруг расхотелось пить, и твердо сказала:
— Я хочу услышать! В смерти деда столько непонятного, что лучше прояснить все и сразу! Возможно, мне будет неприятно, но он — мой дед, который меня любил и вырастил!
Лада Юрьевна пожала плечами и посмотрела на Сашу с сожалением.
— Как знаете! Мелкие подробности могу не вспомнить, полвека прошло, а что-то плохое будоражить не слишком хочется.
Она сделала глоток, зажмурилась от удовольствия и не без сожаления вернула чашку на стол, понимая, что оттягивать момент откровений уже непозволительно. Никита и Юля разом подобрались, вытянули шеи и подались вперед. В этот момент они удивительно походили друг на друга. Так, вероятно, выглядит хищник перед броском на свою жертву.
— Федор, знаете ли, ослеплял! Этакий правильный молодой комсомолец под красным знаменем с открытым лицом, отличник, значок ГТО на груди. Ему хотелось верить. Знаете, как его в институте называли, несмотря на идейность? — Лада Юрьевна усмехнулась. — Король Солнце! Было в нем нечто такое, чему невозможно было сопротивляться. Я вот тоже не смогла, впрочем, многие девчонки теряли голову, да и парни искали его дружбы. А Феде это нравилось: личная свита — пажи, придворные, которые готовы грудью встать за него или подать ночной горшок. Очень любил всех и вся держать под контролем.
Лада Юрьевна поморщилась, от чего вдруг превратилась в обыкновенную, уставшую от жизни старушку. Но мигом справилась со слабостью и вновь обратилась в величественную даму с холодным взглядом.
— В этой квартире мы с ним и жили. Тогда здесь была коммуналка. В одной комнатенке мы прозябали, в другой — преподаватель института с семьей, а в двух остальных господствовал майор КГБ Семен Литвяк…
Саша встрепенулась, услышав знакомую фамилию. Брезжила где-то в закромах памяти давняя и поэтому смутная история о серьезном офицере, который давным-давно дружил с дедом и, кажется, был серьезно влюблен в бабушку. Или не в бабушку? Красотой бабушка, чего лукавить, никогда не блистала, и представить ее роковой женщиной даже с большим допуском было просто невозможно. Поэтому в версию о несчастной любви верилось слабо…
Саше едва исполнилось двенадцать, когда она подслушала разговор бабушки с подругой по телефону. Голос ее звучал тихо, но сердито, и в рассказе о чьих-то любовных страданиях фамилия Литвяк проскользнула несколько раз, но более всего Сашу поразило, что о любви можно рассказывать с презрением и откровенным негодованием…
Где-то полгода назад бабушка и дед крупно поссорились. Ругались они за закрытой дверью, и тогда фамилия Литвяка всплыла вновь. По какому поводу, Саша не разобрала, но бабушка, крайне интеллигентная и спокойная, выразилась в адрес майора отнюдь не добрыми словами…