Лада Юрьевна довольно улыбнулась.
— Под дверью стояла? — усмехнулась Юля. — А если б застукали?
— Ты меня дурой считаешь? Я действовала как опытная шпионка! — Лада Юрьевна обвела их гордым взглядом. — Приставлю к стене стакан и слышу все до последнего слова. И поняла, в какой грязи увяз мой муж.
— Ну ты даешь! — ахнула Юля. — Какие таланты прятала!
Лада Юрьевна пожала плечами и затем не без злорадства добавила:
— Но тут случилась одна занятная история, которая поставила крест на карьере майора Литвяка. Живет у нас в городе Инна Макаровна Серова…
Никита мигом оживился и уточнил:
— Ветеран войны? Разведчица?
— Не просто разведчица, Никитушка. Одна из немногих, за чью голову немцы готовы были платить золотом. Звали ее «Фрау Черная смерть». Дошла Серова до Берлина, получила от правительства высокие звания и награды, и только после войны выяснилось, Серова — дворянка по происхождению, что тщательно скрывала. Отнимать Звезду Героя было нелепо, да и Сталин уже умер. Дворян больше не преследовали, особенно тех, кто защищал Отечество.
— Зачем отнимать? — не понял Никита. — Какой в том смысл?
— Вот я и говорю, не отняли! Только мадам Литвяк захотела получить кое-что, принадлежавшее Серовой, и обломала на ней зубы. По большому счету, Семен Тарасович погорел из-за жадности жены, и даже чудотворная икона его не спасла, как бы он на нее ни рассчитывал.
— Что же произошло между Литвяк и Серовой? — спросила Юля.
— С войны многие привозили трофеи, среди них встречались произведения искусства, часто очень ценные. Но Серова трофеями не увлекалась. В Берлине она не позволила расстрелять некую фрау, уж простите, не знаю ее фамилии. Да это неважно! Кажется, речь шла о воровстве тушенки со склада, где фрау работала. Ее задержали и под горячую руку хотели расстрелять без суда и следствия, но Серова не позволила, когда увидела, что у той немки трое детей. А позже выяснилось, что воровал интендант. В благодарность немка подарила ей брошь дивной красоты, семейную реликвию, которую каким-то чудом сохранила. Я брошь не видела, врать не буду, но говорят, что там громадный желтый бриллиант.
— Я видела! — вмешалась Юля. — Мы ее мемуары выпускали, и Серова как-то пришла с этой брошью на груди. Очень понимаю мадам Литвяк! Действительно, редкая вещь и очень ценная! Серова рассказывала, что бриллиант поначалу принадлежал индийскому махарадже, а когда попал в Европу, получил название «Мимоза». Его вроде как ни украсть, ни отнять нельзя… Родовое проклятие!
— Когда в поле зрения мадам Литвяк попала «Мимоза», — продолжала Лада Юрьевна, — она сон потеряла. Явилась к Серовой и потребовала отдать ей брошь, иначе… Ну, сами понимаете, чем могла угрожать супруга сотрудника КГБ! Крайне неумная и алчная!
— И чем кончилось дело? — не вытерпел Никита.
— Серова надела ордена и медали, пришла в горком партии и написала на Литвяк заявление. Ее арестовали в тот же день, а Семен Тарасович от позора застрелился. Хотя, думаю, дело было не в стыде. Начни чекисты копать, ему все равно грозила бы высшая мера. Присвоение ценностей да еще шантаж! Помню, как в тот день — его, видимо, уже предупредили — он бегал по квартире и причитал: «О господи! О господи!» и «Архангел Михаил, спаси и заступись!». Я была одна дома и побоялась выйти из комнаты. Очень уж безумно эти вопли звучали. А вскоре — грохот и запах пороха сквозь вентиляционную решетку… Я сразу позвонила в милицию, но приехали чекисты. Меня несколько раз допрашивали, но Федю я не выдала, сама не знаю почему. Может, любила еще? Не помню! Столько лет прошло!
— И что стало потом с его сыном? — спросила Саша.
— Яша в то время уже учился в Москве. Позже мы встречались с ним в университете, но преподавали на разных кафедрах. Правда, не общались и даже не здоровались. Кстати, он женился на еврейке и взял ее фамилию. Но об этом тоже мало кто знал. В эту квартиру он больше не вернулся. Вещи вывезли чекисты, а в квартиру вселился военный инженер Перепельцев. Когда Литвяк застрелился, Федор так испугался, что напился до зеленых чертей и спьяну кое-что рассказал о том, что мне не удалось подслушать. Сами понимаете, после того я уже не могла с ним оставаться и подала на развод.
— А я слышала, что Литвяк погиб из-за любви, — сказала Саша. — Существовала вроде некая роковая красотка, которая не отвечала ему взаимностью…
— Видимо, это была я, — спокойно ответила Лада Юрьевна. — Семен Тарасович звал меня в любовницы и особенно не стеснялся. Даже на коленях стоял, умолял о любви, на иконе клялся, а я смеялась. Очень смешными его признания казались. Он ведь мне в отцы годился! Но, уверяю, Сашенька, он застрелился вовсе не потому, что я отказала.
— После развода вы встречались с дедушкой? — спросила Саша.
— Конечно, встречались, после того как я вернулась в город. На научных конференциях, методсоветах, да и так, иногда на улице! Но он бежал от меня как от огня. К сожалению, деточка, школа Литвяка не прошла для Федора даром. До меня доходили слухи о некоторых его увлечениях. Может, под старость он успокоился, но не ручаюсь. Не тот характер у него был. После развала СССР шустрые люди зарабатывали легко и быстро шальные деньги на предметах старины. Тогда свои ценности распродавали даже директора рыбзаводов.
Саша покраснела от возмущения. Ну нет, шальные деньги точно не про ее деда!
— Это неправда! В нашем доме не водилось серьезных денег. Мы никогда не жили богато! — воскликнула она.
Но старую ведьму не так-то просто было сбить с толку. Лада Юрьевна усмехнулась, блеснув зубами, и сказала не без ехидства:
— Вашего дедушку, Саша, привлекали совершенно другие вещи!
— Какие же? — запальчиво спросила Саша.
Старуха глянула снисходительно и ответила, презрительно усмехнувшись:
— Власть! Любил он, чтоб люди перед ним лебезили и кланялись вроде Шурика Соколова, на которого сам же и донес в деканат.
— И это все его грехи? — изумилась Юля. — Ладно, в юности стучал, спекулировал, барыжничал, а теперь за что убивать? Кому он мог насолить чуть ли не в восемьдесят лет?
Лада Юрьевна развела руками.
— Это вопрос не ко мне! — и поднялась с кресла. — Интервью закончили? Или есть еще вопросы?
Саша отвела взгляд, а Никита, который некоторое время с задумчивым видом рассматривал цветы на подоконнике, неожиданно спросил:
— А Николая Коробкова, случайно, среди приятелей профессора не встречали?
— О, Коробков! — воскликнула Лада Юрьевна и вернулась в кресло. — Интересный мужчина! Нет, Федор с ним не общался. Но несколько раз я видела Николая с Литвяком. Что их связывало, не знаю, но можно предположить, что не игра в шахматы или в подвижные игры. Честно сказать, я удивилась, когда узнала, что он участник войны. Судя по возрасту, если и воевал, то недолго. С месяц назад встретила его в магазине, для своих восьмидесяти восьми он выглядел бодрячком!