Юля вышла из кабинета и сразу уткнулась взглядом в сисадмина. Он стоял возле окна в конце коридорчика и торопливо курил в форточку. Завидев Юлю, смутился и выбросил окурок в окно.
— Пожарную безопасность нарушаете? — спросила она язвительно.
Компьютерщик отчаянно покраснел.
— Сил нет на первый этаж бегать. Все мозги взорвали с этим сайтом. На кой ляд он кому-то понадобился?
— Стас, — Юля слегка понизила голос и оглянулась на дверь кабинета. — Это вы ведь загружаете на сайт информацию и фотографии?
— Ну, я! А что такое?
— Я вас попрошу не в службу, а в дружбу о крошечной услуге.
Юля подхватила молодого человека под руку и улыбнулась самой обворожительной улыбкой.
— Она вам ровно ничего не стоит, тем более Надежда Петровна меня благословила. Я хочу узнать, сохранилась ли у вас фотография иконы Михаила архангела. Это была одна из последних или даже последняя экспертиза Ирины Львовны Ковалевской.
— Естественно! — пожал плечами Стас. — Я все материалы храню, которые забиваю на сайт. Как видите, не зря. Есть еще небольшая сопроводительная записка. Ирина Львовна обещала чуть позже подготовить более подробную, но, если знаете, не успела…
— Скачайте и записку. Я ведь буду о Ковалевской статью писать, поэтому собираю материалы о ней…
— Понятно, — улыбнулся Стас и протянул руку: — Давайте флэшку, скачаю!
Справиться с редакционным заданием Никите удалось гораздо быстрее, чем он думал. Мероприятия по проверке и освещению в прессе посевной кампании свернули из-за непогоды. На район надвигались тяжелые свинцовые тучи, синоптики обещали грозу. Сильный ветер растрепал кроны деревьев и степные травы, пригнул молодую поросль пшеницы. Губернатор в сопровождении свиты из чиновников, журналистов печатных СМИ и телевизионщиков быстренько объехал ближние поля и заторопился в город. Кортеж мгновенно снялся с места и умчался, оставив за собой желто-серые клубы пыли.
Никита еще до того получил несколько бодрых комментариев от аграриев, отснял губернатора, министра сельского хозяйства, главного агронома района и двух фермеров и поэтому с чистой совестью тоже отправился домой. Проселочная дорога вилась среди полей, поэтому он сосредоточенно аккуратно объезжал колдобины на своем крохотном «Фольксвагене». Но стоило машине вырваться на асфальт, и мысли его вмиг устремились в другом направлении. Что-то умное вертелось в голове вокруг воспоминаний Юлиной бабушки, клубилось дорожной пылью, но определенно никак не хотело оформляться. Никита нервничал, злился, ему требовался толчок, даже пинок, чтобы мысли приобрели стройность и завершенность, но на это способна только Юлька, до которой еще нужно было добраться. Но где гарантия, что муж не посадил ее под домашний арест?
Естественно, Валерию лучше не знать, как сильно Никита нуждался сейчас в Юлькиной поддержке, в ее мнении, в ее логике и особенно в ее абсурдных выводах. Основанные больше на интуиции, они частенько приводили к невероятным догадкам. Поэтому он не заметил, что оставил далеко позади свинцовые тучи, пробитые острыми пиками молний, и гнал, гнал машину по трассе, стараясь засветло попасть в город.
«Надо, надо немедленно по приезде отыскать Юльку! — стучали в висках молоточки. — И Саше тоже надо позвонить!»
Никита вдруг понял, что думать о Саше ему гораздо приятнее, чем об ее деде, Юлькиной бабушке и тем более о майоре КГБ Литвяке. Злость мгновенно улетучилась, ушли тревога и беспокойство. Уже в который раз он припомнил ее поцелуй — быстрый, почти неощутимый, там, возле подъезда, и тотчас в груди словно разлили парное молоко, а сердце забилось быстрее, будто в предчувствии сенсации… Он покачал головой. Нет, здесь другое! Легкое смущение и нежность — вот что он сейчас испытывал, но никогда не знал, что сердце от этого бьется сильнее. И хотя считал себя записным сердцеедом, новые ощущения оказались в диковинку. Возможно, из-за той особы, которой, для подтверждения пылких чувств, требовались сотни алых роз, серенады под балконом, битвы на мечах и прочие романтические глупости, на которые у него никогда не хватало времени и желания.
Он достал телефон и нашел Сашин номер. А вдруг какие-то новости?
Новостей не случилось, потому что не было связи. Никита повертел в руке бесполезный мобильник, бросил его рядом на сиденье и прибавил газу, благо дорога позволяла. В наушниках звучал голос известного певца, и было странным, что о любви можно орать с таким хрипом и скрежетом в натруженном горле, но каждому, видно, свое. Тут Никита снова вспомнил Ладу Юрьевну, майора Литвяка и его больную страсть, из-за которой стало невыносимо жить. Но поди разберись, какая страсть была сильнее, любовная или жажда наживы? Никита склонялся к мысли, что майор покончил с собой в ожидании неминуемого ареста. Но, зная Юлину бабушку, первую версию тоже не стоило терять из виду. Только правды теперь не узнаешь! Никита вздохнул: лихие были времена, лихие люди, живые, мертвые…
Живые? И как он упустил?
Никита непроизвольно нажал на тормоз, от чего машина как бы споткнулась и, недовольно взвизгнув, остановилась. Ну, разумеется, есть еще один человек, который наверняка презентовал профессору Ковалевскому чучело глухаря и в состоянии поведать кое-что из той, прошлой жизни.
С Виталием Аристарховичем Пайсовым Никита был неплохо знаком. Известный далеко за пределами области таксидермист, тот охотно раздавал интервью, рассказывал, как препарирует попавшие ему под нож тушки зверей и птиц, сыпал скабрезными историями, но, спохватившись, переходил на светский тон, столь витиеватый, что у самого скулы сводило от притворства. Прессу, по его признанию, не любил, но не упускал случая предстать перед камерами этаким плейбоем — постаревшим, но не утратившим умения позировать перед публикой и угощать ее вычурными сентенциями о высоком предназначении художника.
Никита выудил из бесконечной телефонной памяти номер Пайсова, на въезде в город позвонил ему домой и с удивлением узнал, что Виталий Аристархович переехал в дом престарелых. Это несказанно удивило Никиту, потому что Пайсов проживал в особняке, который превосходил роскошью и размерами даже дом губернатора. Тем более Виталий Аристархович неоднократно во всеуслышание заявлял, что вынесут его оттуда только вперед ногами. Почуяв недоброе, Никита первым делом рванул к родным таксидермиста, но получил от них лишь сбивчивую информацию о тяжелом недуге Пайсова и потому, не откладывая дело в долгий ящик, помчался на другой конец города, где располагалось МБУ СО «Дом-интернат для ветеранов войны и труда», как теперь величали дом престарелых.
Подозрения, что в богадельню старика спихнули дети, впрочем, тут же развеялись. Пайсов проживал в отдельной комнате, в платном отделении, где обитателей было в разы меньше, чем в муниципальной части приюта одиноких пенсионеров.
Пройти в само здание не составило труда. Главным врачом здесь был давний сосед Никиты по лестничной площадке. Правда, пришлось пообещать ему статью ко Дню пожилого человека о том, как прекрасно и уютно старикам в недавно отремонтированном корпусе.