– Нет, только этого нам не хватало, – горячился Григорий, лопая Варин омлетик. – И так все эти тесты, ГИА, она заниматься должна. А это, похоже, что-то серьезное.
– Ох, да. Серьезное, – выдохнула я, отбивая эсэмэску Людмиле, чтобы на работе меня сегодня не ждали. Серьезнее некуда, блин. Отправив сообщение и получив полный возмущения и негодования ответ от подруги, явно не желавшей принимать деньги и выдавать их весь день в полном одиночестве, я позвонила в поликлинику.
Звонить в поликлинику – это было хорошо. Там было беспробудно занято, и я набирала и набирала номер, снова и снова, и можно было никому не смотреть в глаза и не отвечать ни на какие вопросы. Например, когда Гриша подошел ко мне и спросил, где, мать его, ключи от машины, я разговаривала с грубой, суровой женщиной из регистратуры. Это дало мне время подумать, как объяснить Григорию, что ключи от машины лежат не в сумке, а в моем зимнем коричневом пальто, которое я вообще-то уже два месяца как не ношу. Я подняла вверх указательный палец, приказывая Грише подождать.
– Да, температура. Мы не измеряли, но высокая. Тридцать восемь, точно. И жар. И сопли, – я тараторила, а сама потихонечку, бочком, бочком вышла в коридорчик, прошла мимо Алевтины Ильиничны и принялась рыться в сумке.
– Я там смотрел, – крикнул Гриша. – Их там нет.
– Варвара Сафьянова, пятнадцать полных лет, – я отвернулась и загородила корпусом и сумку, и вешалку с одеждой. Молниеносный бросок, и моя свободная левая рука извлекает из коричневого пальто ключи.
– Вот же они! – я с укором посмотрела на мужа. – Искать не умеешь.
– Не было их там, – возмутился он, но ключи взял. На секунду я поймала нехороший, полный вопросов взгляд свекрови, но времени раздумывать над этим не было. Я ответила на все вопросы поликлиники и проводила Гришу. Если бы можно было, я бы и свекровь сплавила куда-нибудь, чтобы поговорить с Варварой. Но Алевтина Ильинична как какой-то барометр, честное слово, только настроена она была не на смену погоды. Она душой чувствовала, что где-то рядом зреет обман.
Мы сделали все, что могли. Когда пришел доктор, мы предъявили ей красное лицо, термометр с температурой 38,5 – старый добрый способ нагревания градусника кипятком еще никогда не подводил. Когда докторша приложила-таки руку ко лбу, мы сказали, что дали дочери парацетамол, вот температура временно и опустилась.
Мы даже получили больничный, диагноз – острая ротавирусная инфекция. Ага, конечно. Если бы.
Варю оставили дома на неделю, отличный срок, чтобы просто подумать и решить, что делать дальше и как. Но потом пришла бабушка.
– Я все знаю, – сказала она. Мы с Варварой переглянулись и обе, не сговариваясь, побелели.
– Что именно вы знаете, Алевтина Ильинична? – я не хотела верить в худшее, хотя ситуация с ключами сегодня убедительно доказала, что мы – всего лишь люди и не можем предусмотреть всего.
– Все! – торжественно повторила она, и я было подумала, что она не знает ничего. И что это – просто такой ход в шахматной партии, что она всего лишь пытается добиться от нас какой-то информации. Иными словами, свекровь блефует. Но она не играла.
– Я знаю, что сегодня ночью что-то произошло.
– С чего вы взяли, – ненатурально возмутилась я.
– С того, что у тебя ключи от машины лежали в пальто.
– Подумаешь! – не сдавалась я.
– И сапоги, которые ты не носишь, все в грязи.
Вот черт, это я, наверное, около магазина заляпалась, когда прыгала через лужи.
– Я ездила ночью за лекарством. Не хотела говорить Грише.
– Я тоже так подумала. Сначала, – хитро кивнула свекровь, до ужаса напоминая в этот момент мисс Марпл. – Но нет, ты не ездила за лекарством. Варвары не было дома ночью.
– Что за ерунда?! – фальшивила я. – Откуда я могла забирать ее посреди ночи? Это абсурд.
– Именно, я была совершенно согласна, мне эта мысль тоже показалась абсурдной. Ну разве ты бы стала скрывать такое от моего сына? Но потом я обратила внимание, что все вещи, в которых Варя пришла домой из школы, валяются кучей в углу. Но я сама вечером вешала ее джинсы на спинку стула около стола.
– Она могла их сбросить потом.
– Могла, – согласилась мисс Марпл, то есть Алевтина Ильинична. – Но нет, она надевала их. Она уходила куда-то, пока мы спали, потому что когда я вешала их на спинку дивана, они были чистыми, а сейчас от них воняет сигаретами и какими-то одеколонами. Никто в нашем доме не курит, и никто не пользуется таким ужасным одеколоном.
– И что? – насупилась я. Выражение моего лица неуловимо изменилось, как это всегда бывает у преступников, которых ловят с поличным. – Допустим, вы правы. Допустим, Варвара совершила глупость, а я поехала, чтобы забрать ее из компании, которая оказалась дурной – по ее же собственному мнению. Что, нужно было говорить об этом вашему сыну?
– Я этого не сказала, – свекровь изящно развернулась и подошла к кровати. Она наклонилась и поправила сбившийся край одеяла. Варя смотрела на бабушку с немым испугом, как убийца из фильмов про Пуаро. – Конечно, как мать, ты могла просто защищать дочь.
– Я рада, что вы понимаете это, – чуть выдохнула я.
– Но потом ты устроила этот цирк с доктором, так явно врала, даже нагнала температуру, чтобы добиться больничного для дочери. И я подумала – а не скрываете ли вы что-то еще.
– Ничего мы не скрываем! – хором воскликнули мы. Свекровь замолчала, но в ее взгляде скользило торжество, превосходство интеллекта.
– И то, что Варя беременна, вы тоже не скрываете? – спросила она, закончив этим триумфальным заявлением по-театральному долгую паузу.
– Что? Как вы…
– Узнала? Когда ушла врач, я решила покопаться в мусорном ведре. И нашла упаковку от теста на беременность. Вот видишь, Ирочка, как все просто. Ты могла бы и не скрывать от меня ничего.
– Но… но что, если это я – беременна! – уцепилась за последнюю соломинку я. Свекровь дернула плечами.
– Ну нет, это не ты ведь рыдаешь все утро, правда? Впрочем, я думаю, мы все это легко проясним. Я уже послала Григорию сообщение.
Это был единственный момент моей жизни, когда я по-настоящему захотела убить другого человека. Задушить эту Дездемону, как Отелло. Тоже мне, Джессика Флетчер нашлась.
– Ма-ам! – жалобно пискнула Варя, когда бабушка, ласково улыбаясь, подсела к ней на край кровати. – Он убьет меня.
– Ты не волнуйся, деточка. Мы все решим. Все организуем. Мы не позволим тебе испортить себе жизнь, – заверила ее свекровь, а я нахмурилась, догадываясь, что мне вряд ли понравится способ, которым она предлагает все «организовать».
Впрочем, думать об этом долго у меня все равно не было времени и возможностей. Я прямо увидела своим внутренним взором, своим третьим глазом, как мой муж Григорий Сафьянов едет по Москве, управляя красивым, чуть затонированным, высоким и комфортабельным автобусом, полным туристов, и тут ему приходит эсэмэска от нашей бабушки Флетчер. Он относится к безопасности пассажиров со всей возможной серьезностью бывшего пилота, а поскольку «бывших» пилотов не бывает, то стандарты безопасности соблюдаются неукоснительно – за что его и ценят на фирме.