– Спокойной ночи, мои дорогие. – Она поцеловала Селию, и та склонилась перед ней в реверансе. Затем чмокнула в макушку меня и потрепала Гарри по щеке, когда он отворил перед нею дверь.
– Спокойной ночи, мама, – сказал он.
– Ты тоже идешь спать, Селия? – спросила я.
Селия уже два года была законной женой Гарри, но свое место знала хорошо.
– Мне пойти? – спросила она то ли у Гарри, то ли у меня.
– Ступай, ступай. Постель мне согреешь, – улыбнулся Гарри. – Мне еще нужно обсудить с Беатрис кое-какие дела, но я скоро приду.
Селия поцеловала меня и слегка шлепнула Гарри веером по щеке, а он и ее тоже проводил до двери, затем вернулся и сел на прежнее место у камина.
– Хочешь поговорить о делах? – Я вопросительно приподняла бровь.
– Вряд ли, – с явным намеком улыбнулся он. – По-моему, ты, Беатрис, уже вполне оправилась после родов, и я прямо-таки мечтаю вновь оказаться в той комнатке на чердаке…
На меня сразу навалилась чудовищная усталость.
– Ох, Гарри, нет, только не сегодня, – сказала я. – Я действительно вполне здорова и обещаю, что вскоре мы там встретимся, но только не сегодня. Все-таки Джон уже дома, да и Селия тебя ждет. Но мы с тобой непременно что-нибудь устроим, может быть, даже завтра вечером.
– Завтра Джон уже отдохнет, и ты не сможешь отойти от него ни на минуту, – возразил Гарри с видом избалованного ребенка, которому не дали любимую игрушку. – За последние несколько недель у тебя, по-моему, только сегодня выдался свободный вечер!
Я устало вздохнула, все еще противясь эгоистичному настойчивому желанию Гарри непременно получить вожделенное удовольствие.
– Нет, – я снова покачала головой, – сегодня это совершенно невозможно. И потом, там холодно и темно. Тогда нужно было заранее растопить камин. Обещаю, мы очень скоро устроим там свидание, но не сегодня.
– Тогда давай здесь! – упрямо потребовал Гарри, и глаза его загорелись. – Прямо перед камином. Ну, почему бы нам не заняться этим прямо здесь, Беатрис?
– Нет, Гарри, – сказала я, чувствуя нарастающее раздражение. – Джон спит совсем рядом, в библиотеке, и в любую минуту может проснуться. А наверху тебя ждет Селия. Вот и иди к ней, она тебя хочет.
– А я сегодня хочу тебя! – заявил Гарри, и я увидела, что его обычно безвольные губы затвердели, а на лице появилось на редкость упрямое выражение, как у мула. – Раз нельзя подняться на чердак, то это и не обязательно; мы прекрасно можем заняться этим и здесь.
Последнее, чего мне хотелось в этот долгий, исполненный душевного одиночества день, это развлекаться с Гарри прямо на ковре в гостиной. Но мне, похоже, было не отвертеться.
– Давай, Беатрис! – И он, настырный, как щенок, опустился возле меня на колени, одной рукой обнимая меня за талию, а второй задирая мои шелковые юбки.
– Ну, хорошо, – сердито сказала я. – Только отпусти меня – платье разорвешь. – Я быстро распустила шнурки корсета, приподняла юбки и прилегла на спину прямо перед камином. Поскольку Гарри был настроен весьма упорно, я видела только один способ от него избавиться: как можно быстрее выполнить свою обязанность. Он был «на взводе», и я надеялась, что эта утомительная процедура займет всего несколько минут. Увидев меня, распростертую на ковре, Гарри тяжело задышал, и его круглое лицо стало ярко-розовым в свете камина. Он быстро снял панталоны, и я, увидев нижнюю часть его тела обнаженной, с отвращением подумала о том, что мне предстоит.
– О, Беатрис! – воскликнул он, и я печально улыбнулась: господи, он ведь действительно предпочитает это, лишенное каких бы то ни было чувств, совокупление со мной нежным поцелуям любящей Селии! Но когда его тело принялось совершать такие знакомые движения, я сдалась, отдавшись неяркому, но все же наслаждению. Я даже чуть приподняла бедра, он судорожно вздохнул, еще глубже проникая в меня, и тело мое невольно подчинилось ритму его колыханий, сладостный жар вожделения охватил меня всю до кончиков пальцев, и я перестала что-либо видеть и слышать.
И вдруг каким-то краешком сознания я уловила некий странный звук, весьма отличный от сдавленных стонов Гарри и моих страстных вздохов. Это был звук открывающейся двери… затем какой-то щелчок… И я – увы, слишком, слишком поздно! – поняла, что это открылась дверь гостиной, а потом щелкнула дверная ручка, когда с нее соскользнула рука моей матери.
Все происходило в таком замедленном темпе, что казалось бессмысленным на это реагировать, и я так лениво приоткрыла глаза, словно веки мои были придавлены медными монетами. Мой брат все еще тяжело приподнимался и опускался, лежа на мне, а я уже смотрела прямо в глаза нашей матери.
Она стояла без движения в дверях гостиной, и в полосе света, падавшего из холла, ей были хорошо видны подпрыгивающие белые ягодицы Гарри, круглые, как луна, и мое бледное лицо, выглядывавшее из-за его облаченного в бархат плеча.
– Я забыла здесь свой роман, – совершенно не к месту сказала она, не сводя глаз со своих детей, совокупляющихся на полу при свете догорающего огня в камине. Гарри так и застыл, услышав ее голос, но с меня не слез, лишь голову повернул набок и тут же наткнулся на ее взгляд. Его голубые глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит, по лицу текли струйки пота.
– Я только хотела взять книгу, – снова пояснила она, и тут подсвечник выпал из ее руки, и она рухнула навзничь, словно открывшееся ее взору зрелище оказалось для нее смертельным.
Гарри охнул – казалось, лопнул надутый бычий пузырь, – но продолжал лежать, а я, выйдя из транса, попыталась вскочить, но движения мои были странно замедленными, как в кошмарном сне; я словно тонула в нашей Фенни, и ноги мои опутали зеленые водоросли, а река была покрыта толстым слоем льда, сквозь который я никак не могла пробиться. Впрочем, я довольно быстро пришла в себя и, оттолкнув Гарри, оправила на себе платье, затянула корсет и прошипела брату:
– Штаны надень! – Потом я еще разок хорошенько его тряхнула, возвращая к реальной действительности, и он, с некоторым трудом поднявшись на ноги, принялся неловко натягивать на себя панталоны. Я ринулась к двери и чуть не споткнулась о тело матери; она лежала, скорчившись, и возле нее дымилась погасшая при падении свеча. В неярком свете, падавшем из холла, ее лицо выглядело не просто бледным, но даже каким-то зеленоватым, и я подумала, что она, наверное, тоже угодила в ловушку в том же, что и я, подводном мире ужаса. Какой-то случайно проснувшийся инстинкт подсказал мне, что надо пощупать пульс у нее на шее, но я пульса не нашла. Да и приложив руку к ее груди, не почувствовала никакого биения сердца. Мама казалась совершенно мертвой.
– Боже мой! – Я не верила собственным глазам. Однако решение пришло быстро: – Гарри! Помоги мне перенести ее в постель, – приказала я.
Без парика, с дико выпученными глазами Гарри выглядел просто безумцем. Он послушно поднял с пола тело нашей матери и следом за мной стал подниматься по лестнице. Я шла впереди, держа в руке свечу, отбрасывавшую на стены уродливые тени. В спальне мы уложили маму на постель и встали рядом, удивленно и испуганно глядя в ее мертвенно-бледное лицо.