Конечно, Троянда слышала имя знаменитого турецкого пирата. Но удивительнее всего, что Хайреддин Барбарусса не был турком. Как и его старший брат, легендарный пират Арудж, он происходил из семьи гончара-христианина, который перебрался в Митилену после ее захвата турками. В шестнадцать лет Арудж принял мусульманство, нанялся на пиратский корабль, вскоре стал капитаном и самым добычливым тунисским пиратом из тех, которые грабили испанское побережье и торговые суда. В конце концов против него ополчился Фердинанд Католик, сам король Испании, – и с этого времени пиратство перестало быть только промыслом: оно стало новым витком борьбы между христианским и мусульманским миром за обладание Средиземным морем.
После смерти Аруджа на морскую арену вышел его младший брат, прежде державшийся в тени. Хайреддин унаследовал и могущество, и богатства, и дурную славу Аруджа одновременно. Рассказывают, что в память о старшем брате черноволосый Хайреддин красил бороду хной и очень любил, когда его называли Рыжим Хайреддином.
Насилия, грабежи, поджоги – так выглядел след, который вот уже много лет тянулся за Барбаруссой вдоль обоих побережий «итальянского сапога». Европейские дворы кипели от возмущения, а османский султан Сулейман I называл кровожадного морского разбойника своим любимым сыном. Постепенно все североафриканские пираты присоединялись к Барбаруссе, что многократно увеличило силы его флота. Барбарусса был провозглашен адмиралом мусульман, беглей-беем, эмиром эмиров! Не существовало христианского флота, который не разгромил бы непобедимый Барбарусса. В иные годы на алжирские невольничьи рынки его пираты привозили столько христиан, что цена на этот товар падала: за раба давали буквально луковицу! А пятнадцать лет тому назад очередь дошла и до Венеции: пиратский флот вторгся в пределы республики… Тысяча девушек и полторы тысячи юношей попали в рабство, и венецианское золото рекой потекло в бездонные трюмы кораблей Рыжего Хайреддина.
Впрочем, в последние годы завоевательный пыл Барбаруссы несколько поиссяк, что весьма огорчало французского короля Франциска I. Галльский петух так горячо возжелал заключить союз с турецким (дабы противостоять Карлу V Испанскому!), что позволил ему разместить армию в Тулоне в надежде, что тот крепко прижмет испанцев. Однако семидесятилетний Барбарусса, недавно женившийся на восемнадцатилетней красавице и вдруг полюбивший все человечество, не оправдал надежд французов. Вместо того чтобы в очередной раз пройтись огненным смерчем по Средиземному морю, Барбарусса занялся строительством в Константинополе великолепной мечети, а заодно и монументального мавзолея самому себе. К морскому же разбою он прибегал теперь все реже – частично для того, чтобы пополнить свою и без того сказочно богатую казну, частично – чтобы разогнать холодеющую кровь. С великим Аретино великого Барбаруссу связывала, по слухам, давнишняя дружба. Говорили, что Барбарусса считает Аретино таким же ярым противником католицизма, каким он был сам всю свою жизнь.
…Троянда с тревогой вглядывалась в лица мужчин, которые вот уже несколько мгновений мерились взглядами исподлобья. Наконец Аретино спросил:
– Зачем тебе Барбарусса?
Григорий прикусил губу. Либо Аретино очень заинтересовался и забыл пригласить его в дом, либо считает дело нестоящим и хочет унизить, а потому и ведет разговор здесь, на ступенях крыльца. Неужели хитрый венецианец не понимает, что речь идет о больших, очень больших деньгах? А ведь Аретино, насколько понял Григорий, только что потерял изрядную сумму! И вот случай поправить свои дела плывет ему буквально в руки… Решив стерпеть, но добиться своего, Григорий продолжал просительным тоном:
– Я давно хочу выкупить из Туретчины своего отца. Готов уплатить хорошие деньги тому, кто станет посредником в этом деле.
– Твой отец в плену у Барбаруссы? – пробормотал Аретино, как бы в задумчивости переводя взор на море, но ни от Троянды, ни от Григория не укрылся жадный блеск его глаз. – Ох, ему не повезло… А велик ли выкуп?
– Велик.
– Сколько же за посредничество?
– Двадцать тысяч дукатов.
– Двадцать пять… нет, тридцать тысяч! – быстро сказал Аретино. – И деньги вперед.
– Двадцать пять, – кивнул Григорий. – И деньги получите при встрече. И ты, и Барбарусса.
– Коли так, зачем тебе нужен посредник? Корабль есть? Ну вот выходи в море и…
– За выкупом Барбарусса отпустил моего брата, – пояснил Григорий. – Отец и брат – купцы. И если мы с Прокопием снова попадем в плен, а наши деньги отнимут, больше некому будет нас выкупать. Поэтому я хочу встретиться с Барбаруссой в безопасном месте. И вот еще что: я забыл упомянуть, что человек, который предоставит для этой встречи свой дом, получит еще двадцать тысяч за беспокойство.
– Двадцать пять! – словно выстрелил Аретино, и Григорий кивнул:
– Сговорились.
– Всего, стало быть, это выйдет пятьдесят… пятьдесят тысяч дукатов? – задыхаясь, спросил Аретино.
Григорий кивнул, и Троянде показалось, что на сей раз он поджал губы не от злости, а чтобы не рассмеяться.
– Хорошо, – выдохнул Аретино. – Через неделю… через две недели ты встретишься с Барбаруссой – в моем доме. Понял? Нет, ты понял?
Григорий кивнул. Как он и предполагал, цифра в пятьдесят тысяч дукатов сделала свое дело.
– А вот интересно: если он столько платит посреднику, то какова же сумма выкупа? – задумчиво спросил Аретино.