Фотография была сделана в фотоателье. Пэтси в давно вышедшем из моды платье с длинной широкой юбкой, которое ей очень идет. У нее на коленях – малыш в коротких штанишках и вязаном жилете. На голове у него вихор, который я отлично помнил.
– Мы звали его Морри-Хвостик, – произнес я, осторожно проводя пальцами по стеклу.
– Правда?
Я не поднял головы. Голос Джейкобса дрогнул, и я боялся увидеть его глаза.
– Да. И все мальчишки были влюблены в твою жену. И Клэр тоже. Мне кажется, она хотела быть такой, как миссис Джейкобс.
При мысли о сестре к моим глазам подступили слезы. Я мог бы сказать, что причиной слез была слабость от болезни и ломка, и это действительно правда, но только не вся.
Я провел рукой по лицу и поставил фотографию на место. Когда перевел взгляд на Джейкобса, тот возился с регулятором напряжения, с которым, похоже, все было в порядке.
– Ты так и не женился?
– Нет, – ответил он. – Даже мысли такой не было. Пэтси и Морри были всем, что мне было нужно. Я думаю о них каждый день, и каждый месяц мне снится, что с ними все в порядке. И что авария мне только приснилась. А потом я просыпаюсь. Скажи мне, Джейми. Твоя мать и сестра… Ты никогда не задумывался, где они сейчас? И есть ли вообще?
– Нет. – Остатки моей веры, еще сохранившиеся после Ужасной проповеди, исчезли в старших классах школы и колледже.
– Понятно. – Он поставил регулятор на место и включил прибор, похожий на усилитель «Маршалл», который мои бывшие группы редко могли себе позволить. Этот прибор тоже гудел, но не так, как «Маршалл». Звук был низкий, почти музыкальный.
– Ладно, давай тогда приступать.
Я посмотрел на стул, но садиться не стал.
– Ты обещал сначала дать мне кое-что.
– Верно, обещал. – Он достал коричневый пузырек, посмотрел на него и протянул мне. – Поскольку есть надежда, что эта доза окажется последней, может, окажешь мне честь?
Просить дважды ему не пришлось. Я втянул в нос внушительные порции и повторил бы еще, но он забрал пузырек. И все же в моей голове распахнулось окно на тропический пляж. Лицо ласкал мягкий ветерок, и мне вдруг стало все равно, что случится с моими мозговыми импульсами. Я сел на стул.
Он открыл один из стенных шкафов и достал пару потрепанных, обмотанных изолентой наушников с металлической сеткой на подушечках. Затем подключил их к устройству, похожему на усилитель, и протянул мне.
– Если там играет «In-A-Gadda-Da-Vida», я уйду! – сообщил я.
Он улыбнулся, но ничего не сказал.
Я надел наушники. Сетка холодила уши.
– Ты уже пробовал это на ком-нибудь? – поинтересовался я. – Будет больно?
– Больно не будет, – заверил он, полностью проигнорировав мой первый вопрос. И будто в насмешку дал мне капу, которой иногда пользуются баскетболисты. Заметив, как вытянулось мое лицо, Джейкобс улыбнулся. – Простая предосторожность. Вставь ее в рот.
Я послушался.
Он вытащил из кармана белую пластиковую коробочку размером с дверной звонок.
– Думаю, что ты… – Он нажал кнопку на маленькой коробочке, и продолжения фразы я не услышал.
Я не отключился, и не было никакого ощущения, что обычное течение времени вдруг неожиданно прервалось. Просто раздался очень громкий щелчок, как будто Джейкобс щелкнул пальцами прямо у меня над ухом, хотя он стоял не меньше чем в пяти футах. И все же он почему-то сразу наклонился ко мне, хотя должен был находиться рядом с прибором, точно не являвшимся усилителем «Маршалл». Маленькой белой коробки нигде не было видно, и с моей головой что-то случилось. Мозг заклинило.
– Что-то, – произнес я. – Что-то, что-то, что-то. Случилось. Случилось. Что-то случилось. Что-то случилось. Что-то случилось, случилось, что-то случилось. Случилось. Что-то.
– Прекрати. Ты в порядке. – Однако в его голосе не было уверенности. В нем звучал страх.
Наушников не было. Я попытался встать и поднял руку, как делают второклассники, когда знают правильный ответ и умирают от нетерпения, чтобы их вызвали.
– Что-то. Что-то. Что-то. Случилось. Случилось, случилось. Что-то случилось.
Он залепил мне сильную пощечину. Я дернулся назад и наверняка опрокинулся бы, если бы стул не упирался в металлическую стойку.
Я опустил голову, перестал повторять одно и то же и взглянул на Джейкобса.
– Как тебя зовут?
Я подумал, что скажу: Что-то случилось. Имя – Что-то, фамилия – Случилось.
Но не сказал.
– Джейми Мортон.
– Второе имя?
– Эдвард.
– Как зовут меня?
– Чарлз Джейкобс. Чарлз Дэниел Джейкобс.
Он вытащил маленький пузырек с героином и протянул мне. Я посмотрел на пузырек и отказался.
– Пока не надо. Ты мне только что давал.
– Разве? – Он показал мне свои часы. Мы приехали утром, а сейчас часы показывали четверть третьего пополудни.
– Но это невозможно.
– Почему? – спросил он, явно заинтересовавшись.
– Да потому, что столько времени пройти просто не могло. Или… все-таки могло?
– Могло. Мы о многом поговорили, и очень подробно.
– О чем?
– О твоем отце. О братьях. О том, как умирала твоя мать. И о смерти Клэр.
– Что я говорил о смерти Клэр?
– Что она вышла замуж за негодяя и три года молчала, потому что стыдилась. А потом рассказала вашему брату Энди и…
– Его звали Пол Овертон, – сказал я. – Он преподавал английский в элитной подготовительной школе в Нью-Гэмпшире. Энди поехал туда и дождался на стоянке, когда Овертон выйдет. А потом избил его до полусмерти. Мы любили Клэр – ее все любили, полагаю, даже Пол Овертон любил ее по-своему, – но они с Энди были старшими и были особенно близки. Я это рассказал?
– Почти слово в слово. Энди предупредил: «Если хоть еще раз поднимешь на нее руку, я тебя убью».
– А что еще я рассказал?
– Что Клэр его оставила, получила охранный судебный приказ и подала на развод. Она переехала в Норт-Конуэй и нашла новую работу преподавателя. Через полгода после развода Овертон туда приехал и застрелил ее прямо в классе, когда она после уроков проверяла домашние работы. А потом застрелился сам.
Да. Клэр умерла. На ее похороны все, кто остался от нашей некогда большой, шумной и счастливой семьи, в последний раз собрались вместе. А после похорон я уехал во Флориду, потому что никогда там не был. Месяц спустя я играл с «Patsy Cline’s Lipstick» в Джексонвилле. Цены на бензин подскочили, климат был теплый, и я обменял свою машину на «кавасаки». Как выяснилось, зря.