Она открыла глаза. Мэри Фэй открыла глаза, однако они больше не были человеческими. Молния разбила замок на двери, которую нельзя было открывать, и сквозь нее прошла Царица.
Сначала глаза были голубыми. Ярко-голубыми. И абсолютно пустыми. Глаза смотрели в потолок, не замечая нетерпеливого лица Джейкобса, сквозь потолок – и дальше, сквозь затянутое облаками небо. Потом взгляд стал более осмысленным. Он остановился на Джейкобсе, и в нем промелькнуло понимание, или, точнее, осознание. Она снова издала звук, похожий на гудение, но я не видел, чтобы она при этом вздохнула. Да и зачем? Она была мертва… если, конечно, не считать этих нечеловеческих пристальных глаз.
– Где ты была, Мэри Фэй? – Его голос дрожал. Слюна продолжала капать с парализованной стороны рта, оставляя мокрые пятна на простыне. – Где ты была, что там видела? Что ждет после смерти? Что по ту сторону? Скажи мне!
Ее голова начала пульсировать, будто мертвый мозг перестал помещаться в черепной коробке. Глаза потемнели, став сначала бледно-лиловыми, затем фиолетовыми и, наконец, темно-синими. Губы раздвинулись в улыбке и продолжали движение, пока не превратились в оскал, обнаживший все зубы. Пальцы одной руки по-паучьи пробежали по одеялу и схватили Джейкобса за запястье. Он охнул от ледяного прикосновения и взмахнул свободной рукой, чтобы сохранить равновесие. Я поддержал его, и мы втроем – двое живых и одна мертвая – оказались в одной связке. Ее голова билась по подушке. И росла. Раздувалась. Лицо утратило красоту. Она перестала быть человеком.
Комната не исчезла – она осталась на своем месте, – но я видел, что это иллюзия. И домик был иллюзией, и «Крыша неба», и курортный комплекс. Весь живой мир являлся иллюзией. То, что я принимал за реальность, на самом деле оказалось миражом, всего лишь маскировочной сеткой толщиной со старый нейлоновый чулок.
Настоящая реальность пряталась за этой ширмой.
Базальтовые блоки устремлялись в черное небо с воющими звездами. Я думаю, что эти блоки были руинами огромного разрушенного города. Он стоял посреди бесплодной равнины. Бесплодной, но не пустой. Широкая, бесконечная колонна обнаженных людей брела через нее, опустив головы и едва волоча ноги. Это кошмарное шествие тянулось от самого горизонта. Колонной управляли похожие на муравьев существа, в основном черные, но были там и темно-красные, цвета венозной крови. Когда люди падали, эти существа набрасывались на них, кусали и били, пока упавшие не поднимались. Я видел молодых мужчин и старух. Я видел подростков с младенцами на руках. Я видел детей, пытающихся помочь друг другу. И на каждом лице – застывшее выражение неимоверного ужаса.
Они брели под печальными звездами, падали, получали наказание и снова вставали с зияющими, но бескровными ранами от укусов на руках, ногах и животе. Бескровными, потому что все они были мертвы. Глупый мираж земной жизни развеялся, и вместо небес, обещанных проповедниками всех мастей, их ждал мертвый город с циклопическими каменными блоками под небом, которое само являлось лишь ширмой. Воющие звезды были вовсе не звездами, а воронками, и вой, исходивший из них, издавала истинная potestas magnum universum. За небом находились сущности. Живые, всемогущие и совершенно безумные.
«Побочные эффекты – остаточные фрагменты какого-то неизвестного существования вне нашей жизни», – сказал Чарли. И это существование находилось рядом с бесплодным местом, призматическим миром безумной истины, способной с первого взгляда свести любого человека с ума. Похожие на муравьев существа служили этим великим сущностям точно так же, как колонна шагающих голых мертвецов служила этим муравьям.
Возможно, этот город был вовсе не городом, а своего рода муравейником, куда попадали в рабство все мертвые жители Земли и где их в конце концов съедали. И когда это происходило, они что – умирали навсегда? Возможно, что и нет. Я не хотел вспоминать двустишие, которое Бри процитировала в своем письме, но строчки сами всплыли в памяти: Мертвец покой и сон не обретет, ведь смерть конец однажды тоже ждет.
Где-то в этой бесконечной колонне брели Пэтси Джейкобс и Морри-Хвостик. Где-то шагала Клэр, которая заслуживала рая, а вместо него получила стерильный мир под полыми звездами, в котором охранники-муравьи иногда ползли, а иногда поднимались во весь рост, и их морды казались жуткими пародиями на человеческие лица. Этот ужас был загробной жизнью, ожидавшей не грешников, а абсолютно всех без исключения.
Я чувствовал, что начинаю терять рассудок. От этого становилось легче, и я почти не сопротивлялся. Меня удерживала только одна мысль, за которую я продолжаю цепляться до сих пор: а вдруг эта кошмарная картина тоже всего лишь мираж?
– Нет! – закричал я.
Марширующие мертвые оглянулись на мой голос. Похожие на муравьев существа тоже – их челюсти заскрежетали, а омерзительные (омерзительные, но разумные) глаза уставились на меня. Небо начало расходиться с оглушительным треском, и из образовавшегося отверстия показалась исполинская черная конечность, покрытая пучками колючей шерсти, оканчивавшаяся огромной клешней из человеческих лиц. Ее обладатель хотел только одного: заставить бунтовщика замолчать.
Это была Царица.
– Нет! – снова закричал я. – Нет, нет, нет, нет!
Все эти видения вызывала наша связь с возрожденной мертвой женщиной, и даже будучи вне себя от ужаса, я это понимал. Рука Джейкобса держала меня, будто кольцо наручников. Вцепись он своей рабочей правой рукой, я бы ни за что не смог освободиться вовремя. Но он держал меня слабой левой. Я дернул изо всех сил, а отвратительная лапа потянулась ко мне, и клешня из кричащих лиц зашевелилась, чтобы подхватить меня и унести в неизведанный мир вселенского ужаса, простиравшийся по ту сторону черного бумажного неба. Теперь, через дыру в своде, я видел свет и краски, которые не предназначались для глаз смертных. Краски были живые. Я чувствовал, как они меня ощупывают.
Я изо всех сил дернул рукой и, наконец освободившись от захвата Чарли, повалился назад. Пустынная равнина, огромный разрушенный город, шевелящаяся клешня – все это исчезло. Я лежал, растянувшись на полу, в спальне. Мой старый «пятый персонаж» стоял возле кровати. Мэри Фэй – или темное существо, которое Джейкобс вселил своим тайным электричеством в ее тело и мертвый мозг, – стискивала его руку. Ее голова превратилась в пульсирующую медузу с грубо нацарапанным человеческим лицом. Тусклые глаза отливали черным. Ее оскал… никто в реальности не может ухмыляться от уха до уха, но у этой мертвой женщины, которая перестала быть мертвой, рот действительно разъехался до ушей. Нижняя половина лица стала черной воронкой, дрожавшей и пульсировавшей.
Джейкобс смотрел на нее выпученными глазами. Его лицо стало желто-белым, как сыр.
– Патриция? Пэтси? Где ты? Где Морри?
Существо заговорило, в первый и единственный раз:
– Они ушли служить Великим в Небытии. Ни смерти, ни света, ни покоя.
– Нет, – задохнулся он и крикнул: – Нет!