После начала второго тайма она посидела с Коротковым еще минут десять и поняла, что созрела для продолжения работы. Чмокнула Юрку в темечко и ушла к себе. Позвонила Лаевичу, спросила, нет ли информации от начальника УВД. Информации, как она и ожидала, не было. «Ну и ладно, – подумала Настя спокойно. – Обойдусь. Идея мне понятна, а внести уточнения в формулировки я смогу и позже, если опера не пожадничают и дадут что-нибудь сверх того, что я уже и так знаю».
Первый вариант текста сценариев получился объемным, но она и не старалась его сокращать, просто записывала то, что приходило в голову. Теперь нужно структурировать и «сушить», чтобы не было ни одного лишнего слова. Лаевич ведь предупредил: чем короче вопрос, тем больше шансов, что опрашиваемый даст ответ обдуманный, а не с потолка. Руководитель предвыборного штаба будто услышал ее мысли, потому что немедленно раздался звонок от него.
– Как успехи? Когда можно ожидать результат?
– Думаю, часа через два все будет готово, – ответила Настя.
– Отлично. Сможете отправить мне на почту? Или прислать кого-нибудь забрать материал?
– Конечно, отправлю на почту, давайте адрес.
Ночь выдалась бессонной, поспать удалось только до того момента, пока ее не разбудил Коротков со своим ноющим и дергающим зубом. Настя мечтала о том, чтобы сделать задуманное и улечься в постель.
Она успела переформулировать и довести до максимальной краткости и четкости первый сценарий, когда явился Коротков.
– Аська, Ворожец организовал ужин с владельцем участка у Верхнего Озера, надо ковать железо, пока горячо, – заявил он. – Ты со мной?
Она отрицательно мотнула головой, не отрывая глаз от текста.
– Тогда я поехал. Проголодаешься – ужинай без меня.
– У меня еще пирожные остались. Будешь проходить мимо ресторана – попроси, чтобы мне кофе принесли, а то я засыпаю на ходу. Конечно, я могу сама позвонить, но должна же от тебя быть хоть какая-то польза, а то несправедливо получается: я работаю, а ты спишь, смотришь футбол и шляешься по трактирам.
– Смотри, скоро в штаны не влезешь, – оптимистично пообещал Коротков. – Сколько можно пирожные трескать?
– Отстань, а? – миролюбиво предложила она.
Ей удалось полностью закончить работу и набрать на компьютере текст минут за десять до истечения оговоренных двух часов. Дождавшись от Лаевича подтверждения, что письмо получено, Настя с удовольствием потянулась и отправилась в душ, мечтая о том, как будет долго и крепко спать.
* * *
Она провалилась в сон мгновенно, и когда над ухом оглушительно зазвенел гостиничный телефон, испуганно подумала, что уже утро. В комнате было темно. Настя нащупала трубку, сердито думая почему-то, что звонит Коротков и что она ему сейчас врежет… Почему Коротков звонит по местному телефону, а не на мобильный, она спросонья подумать забыла.
– Анастасия Павловна, портье беспокоит. Для вас привезли конверт.
– Какой конверт? Кто привез? – не поняла Настя.
– Одну минуту, я передам трубочку.
В трубке зазвучал незнакомый мужской голос:
– Старший лейтенант Яковлев. Прошу прощения за поздний визит, но полковник Баев велел доставить вам информацию.
Во как! Настя включила бра и посмотрела на часы: половина двенадцатого. Ай да Игорь Валерьевич! Наверное, зря она так плохо думала о нем. Человек слова.
– Спасибо. Оставьте у портье, я завтра заберу.
– Товарищ полковник сказал: лично в руки передать, – твердо ответил старший лейтенант.
Лично в руки… Любят же в этом городе Вербицке разводить тайны на пустом месте! И чего им в простоте не живется? Мысль о том, что нужно встать, одеться и спуститься вниз, вызывала содрогание. Но если из трех элементов оставить только один, то вполне можно пережить. Не одеваться и не спускаться, только встать и надеть халат.
– Поднимайтесь, номер шестьсот четвертый.
– Минутку, я передам трубку портье, а то меня не пускают, говорят, что после двадцати трех часов не положено.
«Господи, в каком мире мы живем? – усмехнулась про себя Настя. – Закон о запрете курения в общественных местах здесь не соблюдают, а правило о двадцати трех часах, после которых в гостиницах не должно быть посторонних, живет себе с советских времен и здравствует».
Завернувшись в халат, она вышла из спальни, пару раз махнула расческой по волосам: если уж не одета, то хотя бы не взлохмачена. Конверт, который ей передал старший лейтенант Яковлев, оказался на удивление тонким. Вскрыв его, Настя обнаружила два листка, на одном из них – фамилии и адреса, на другом – послание от Баева: «Прилагаю список лиц, которые утверждают, что слышали о работе потерпевших в лаборатории. Все они допрошены следователем. Если захотите с ними побеседовать, сообщите мне, я дам команду, чтобы вам это организовали». Коротко и сухо. Ни здрасьте – ни спокойной ночи. Ну и ладно.
И что ей теперь с этого списка? Принесли бы его в первой половине дня, можно было бы успеть поговорить хотя бы с некоторыми из этих людей и сформулировать сценарии более точно. Изменения в анкету можно вносить только до семи утра, с девяти интервьюеры начнут опрашивать население. Поздно, поздно…
Она пробежала глазами приложенный список. Не сказать, чтоб уж очень длинный. Всего девять человек. Последняя фамилия в списке показалась ей знакомой… Нина Ляшенко. Где-то эта фамилия уже встречалась. Настя прикрыла глаза и попыталась вспомнить вид текста, в котором видела фамилию. Не рукописный… Не распечатанный на компьютере… Не типографский… Фон светло-коричневый, справа реклама какого-то автосалона… Да, правильно, эта фамилия упоминалась в нескольких публикациях в интернет-изданиях. Эта? Или такая же? Однофамильцев пруд пруди даже на одной улице, не то что в восьмисоттысячном городе. Но почему только эта фамилия? А остальные?
Она совсем забыла о том, что еще недавно смертельно хотела спать. Включила ноутбук и снова принялась просматривать подборку статей, которую уже читала сегодня. Но читала совсем с другой целью, выискивая сведения или хотя бы упоминания о лаборатории и не обращая особого внимания на имена. Сейчас же ее интересовали только встречавшиеся в тексте имена.
Имена потерпевших были. А вот информация о тех, кто располагал хоть какими-то сведениями, полезными для следствия, отсутствовала. За исключением имени Нины Ляшенко, получившей в результате ошибки почтового работника письмо, адресованное одному из убитых экологов.
Вообще-то все было правильным. Нельзя предавать огласке данные о свидетелях, пока следствие не окончено, да и после его окончания этого делать не следует. Даже после вынесения приговора частенько лучше сохранить в тайне личность того, кто давал показания. Так что отсутствие каких бы то ни было сведений, кроме имен самих потерпевших, вопросов не вызывало. А вот появление в печати имени Нины Ляшенко удивляло. Для нее почему-то было сделано исключение из общего правила. Может быть, ее уже нет в живых?