«Ну и что, значит, Маша взяла другую маску»
Допустим, но где она?!
(и Маша ли вообще играла Бабу-ягу?)
Ей не понравилась эта мысль. Почему-то на память пришел какой-то дурацкий роман, который на днях подсунул ей сын. Там был один момент, как на Новый год в школу пришел Дед Мороз и увел с собой одну девочку, якобы для того, чтобы вручить подарок, которого ей не хватило. Потом эту девочку нашли мертвой, а настоящий Дед Мороз и Снегурочка приехали на полчаса позже. А лже-Дед Мороз оказался маньяком.
Елена Борисовна вышла в коридор и торопливым шагом направилась в медицинский кабинет. Может, она там.
Однако кабинет оказался заперт. Елена Борисовна еще раз проверила актовый зал и окончательно растерялась. Мария как сквозь землю провалилась.
«Столовая» – пронеслась у нее мысль.
* * *
Павлик прошел в туалет и закрыл за собой кабинку.
– В траве сидел кузнечик, – пробормотал он, снимая брюки и плюхаясь на унитаз. – Чесал свой огуречик. Уроки не учил, по сраке получил…
Он скорчил недовольную физиономию, вспомнив, какие им вручили подарки. Офигеть можно. Додумались, чего дарить. Какие-то козлячьи фломастеры с такими же козлячьими карандашами. Кому эта порнуха нужна?
Паша не знал смысла этого незнакомого слова, но он часто слышал его от своего папы, особенно когда тот разговаривал по телефону с кем-то.
Судя по всему, папе нравилось это слово.
«Это все порнуха, ты мне дело говори!» – кричал он в трубку, и глаза его наливались кровью. Или: «Сами разбирайтесь с вашей порнухой!»
Наверное, порнуха – это что-то вроде какашек. Ведь если заменить слова в папиных предложениях, то смысл будет примерно таким же…
Он услышал, как где-то снаружи открылась дверь. Наверное, кто-то из его группы забыл что-то из своих вещей.
– Шик-блеск в жопе треск… Тили-тили-точки. – Паша стал напевать следующую песенку. – Ехал хрен на бочке.
Он слез с унитаза, подтерся и бросил использованную бумагу прямо на пол. Смывать за собой он не стал – на это есть уборщица Лейла. К тому же он сегодня здесь последний день. Никто не узнает, а если узнает – ему ничего за это не будет.
– Ехал хрен на бочке, – повторил он, застегивая брюки. – А писька на тележке, щелкала ореш…
Он замер, услышав, как кто-то вошел в туалет. Тихими, шаркающими шагами.
Ручеек пота потек по виску мальчика, когда он посмотрел сквозь щель между дверью. Мимо него что-то проскользнуло. Что-то темное…
Вошедший остановился напротив кабинки, где находился Павлик, и издал хриплый смешок.
«Кто тут?» – хотел спросить Паша, но все, что он смог из себя выдавить, – чуть слышный писк.
В дверь заскребли.
* * *
Елена Борисовна еще раз прошлась по коридору. Тихо. Потом она спустилась на первый этаж, попутно проверяя двери в других группах. Все были заперты, что неудивительно – их представление закончилось около половины седьмого вечера, когда всех детей уже обычно забирают домой.
Дверь в столовую была приоткрыта.
Воспитательница зашла внутрь и замерла.
Мария
(Баба-Яга)
стояла у окна, плечи ее ритмично вздымались, она прерывисто дышала, как если бы только что пробежала стометровку.
– Маша? – нерешительно позвала Елена Борисовна.
Женщина у окна медленно повернулась. Ее голова с неряшливо торчащими седыми паклями выглядела по-настоящему жутко. Крошечные глазки исподлобья смотрели на воспитательницу.
– Я тебя обыскалась везде, – продолжила Елена Борисовна. Ей определенно не нравилось, как на нее смотрит Мария – было что-то голодное в этом взгляде. И еще она не решалась подойти ближе к переодетой коллеге, оставаясь возле двери.
– Может, вместо мальчишки я тебя с собой заберу, тетя? – хрипло полюбопытствовала Баба-яга и сделала маленький шажок вперед. Ее рука потянулась к разделочной доске, на которой лежал нож.
– Перестань, это не смешно, – проговорила женщина. Она не узнавала голос Маши – клокочущий хрип не имел ничего общего с голосом ее молодой коллеги.
Ее охватил самый настоящий страх, когда она увидела, что рука в черной перчатке схватилась за нож.
– У меня там хорошо. В моей избушке…
Елена Борисовна попятилась назад.
* * *
Дождь уже прекратился, но небо все еще было затянуто серыми, набухшими влагой тучами.
– Ну, и где уже Павлуша? – взволнованно спросила у мужа Диана Романовна. – Я думала, он за нами идет!
– Он в туалет пошел, – степенно ответил Олег Михайлович, отец Павлика.
– Так что ты сразу не сказал? – всполошилась Диана. – Он все еще там?
– Где ж ему быть, – пожал плечами мужчина. – Да что ты психуешь? Он уже взрослый парень!
* * *
Елена Борисовна в ужасе смотрела на приближающуюся старуху.
Она придвинулась к воспитательнице еще на пару шагов, затем неожиданно выпрямила плечи и сорвала маску.
– Фу, запарилась… – выдохнула Маша, вытирая мокрый от пота лоб. Она положила нож на стол и стала снимать перчатки.
– Ты… дура ты эдакая, я чуть не умерла со страху! – воскликнула Елена Борисовна.
– Прости, Лен, – виновато посмотрела на нее девушка. – Не думала, что так в роль вживусь, и правда напугала тебя… Увлеклась немного. Наверное, мне нужно было в театральный поступать. А что, правда страшно?
– Не то слово, – призналась Елена Борисовна. Она все еще не могла прийти в себя. – А уж Кашин точно запомнит этот выпускной надолго.
– Вряд ли, – не согласилась Мария. – Такие говнюки, как он, – толстокожие. И в прямом, и в переносном смысле. Как и его предки.
– Где ты такую маску нашла? Кошмар.
– Это мне младшая сестра маску подогнала, они на Хэллоуин баловались, – ответила Маша. – Она ведь куда оригинальней, чем та, что Женя принесла, верно?
Женщины вышли из кухни.
– У меня шампанское есть. Отметим? – спросила молодая воспитательница.
– Я только «за».
* * *
Павлик выскочил из туалета. Перепачканные шоколадом губы мстительно искривились.
Он осмотрел помещение группы, выбежал в раздевалку.
Кто это был?!
Странный человек, пытавшийся пробраться к нему в кабинку, вдруг замолчал и быстро исчез. И только спустя несколько минут Паша отважился выйти наружу.
Он чувствовал страх, и это его пугало и раздражало одновременно. За свою короткую жизнь он очень редко испытывал подобные чувства. Папа всегда говорил, что настоящий мужчина никогда ничего не боится. И если что – всегда бей первым! Не ударишь – тебя затопчут. Сейчас такое время. Да.