– Богу сверху оно всяко виднее, – чуть подумав, отвечал Сергий. – В заветах ведь сказано: да не суди. Всяко потом воздастся, а лицемерам, Богу рожи корчащим, – втройне, – раздраженно закончил тот.
– Знаю, поверить сейчас сложно, да ты не серчай, – только и развел руками Николай Сергеевич.
– Чудной ты, чужеродец, – вздохнув, Сергий продолжил: – Дам я тебе человека, обучит он тебя.
– Благодарю, святой отец.
– А что, Тохтамыш никого не пощадит?
– Из защитников города – нет, – покачал головой тот. – Князь за дружиной отправится, да опоздает: лишь пожарище и застанет. Триста рублей на захоронения отдаст; по рублю за восемьдесят тел. Вот и считай.
– Да как же сосчитать такое? – искренне поразился собеседник Булыцкого.
– Да чего сложного-то?! – поразился в ответ тот. – Мальцу задачка-то!
– А ну, покажи!
– Смотри! – Николай Сергеевич огляделся по сторонам, ища, чем бы нарисовать пропорцию. – Уж не обессудь, давай на улицу выйдем. – Сергий послушно последовал за своим гостем, который уже там, на снегу веточкой разрисовал нехитрую комбинацию. – И ничего мудреного, если счет знаешь, – подняв глаза, он увидел, что вокруг стянулись любопытствующие схимники [33] .
– Ох и чудно все у тебя, – с сомнением покачал головой старец. – И загогулины твои и палочки да черточки. Ну-ка Тимоху-ключника кликните.
Собравшиеся вокруг монахи тут же отправились на его поиски, и уже через пару минут, крестясь и кланяясь, перед пришельцем стоял сутуловатый молодой человек с бельмом в глазу.
– Ну, Тимоха, – обратился к тому настоятель, – задай задачку свою пришельцу. Он у нас шибок в подсчетах.
– А чего шибок-то? – уставился тот на преподавателя. – Пять отрезов полотна черного по тридцать локтей [34] . Нас – двадцать душ, по шесть на каждого. Хватит или нет?
– Хватит, конечно, – спокойно отвечал преподаватель. – У тебя сколько локтей всего? Сто пятьдесят, – не дожидаясь ответа, закончил тот. – Каждому шесть – аккурат на двадцать пять душ выйдет, – разом рассчитал тот.
– Да ну? – Сергий посмотрел сначала на Тимоху, а потом на Булыцкого.
– Кажись, так, – тот шумно поскреб куцую свою бороденку.
– Да не кажись, а точно, – спокойно ответил Николай Сергеевич. – Счетом бы владел, так и сам додумал. То что еще; вон в моем времени все это уже мальцам известно будет. И не такие задачки решаться будут.
– Брешешь!
– Я? А на кой мне?
– Так научи!
– Позволишь? – обратился он к Сергию.
– Будь так. Но смотри мне, без лукавства чтобы.
– Да какое там лукавство-то?
– Коль так, то и Бог тебе в помощь, – отвечал Сергий.
Так появился у Булыцкого первый ученик. Не сказать, чтобы слишком прилежный; верткий уж очень да непоседливый. Уж и так и сяк Николай Сергеевич додуматься пытался, а чего Тимоху в монастырь-то потянуло? Ну не мог он себе представить парня, сутками молитвы читающего! Хоть тресни! Кем угодно: дружинником, жуликом, скоморохом, но не послушником! И вызнать пытался пару раз, но тот от разговора уходил, да так, что не стал преподаватель в душу лезть больше и додумывать. Надо будет, сам расскажет.
Загадка, в общем, парень, но соображалистый. И до нового всего охоч. Да Николаю Сергеевичу пока большего и не надо было; так, программу подготовить, чему в дальнейшем в школе обучать-то (а в то, что будет школа, он уже ни капельки не сомневался), да самому приноровиться побольше к миру, куда занесло: повыспрашивать да ответы послушать.
Времени, правда, немного оставалось на обучение; ключник – он тоже в молитвах времени больше проводил, чем в делах мирских; и в коротких перерывах на послушание осваивал премудрость счета с использованием новых для него арабских цифр. В ответ Тимоха охотно учил гостя премудростям, тем, которые сам знал, да чину церковному.
После очередного урока пенсионер направился в келью. В отличие от Милована, он, одержимый совсем другими мыслями, и не пытался проводить время в молитвах. Его же сопровождающий – наоборот: углубился в служения, правда, не озвучивая никакого намерения принимать в дальнейшем постриг. Николай Сергеевич сейчас с новой идеей носился: уж больно смышлен Тимоха был, и скучно ему уже стало расчеты простые делать. Для того столбиками его пенсионер считать начал учить. Ну понятное дело, сложение там да вычитание, а после – простейшие операции с делением и умножением. А сейчас вот счеты затеял он сделать. Так, чтобы и Тимохе попроще было, и Сергия поразить да авторитет свой повысить.
– Постой, чужеродец, – окликнули его, и Булыцкий покорно развернулся. У двери в трапезную стоял, поджидая его, сам Сергий Радонежский. – Окажи честь, сядь за мой стол.
– А? – не пришедший в себя пенсионер не сразу и сообразил, о чем идет речь.
– Знать хочу о грядущем. Мне еще перед Дмитрием ответ держать, – едва заметная улыбка тронула уголки губ старика.
– Конечно-конечно, – засуетился тот.
– Чего говоришь?
– Поведаю все, что знаю.
– Добро, – статно отвечал тот. – Ступай за мной.
Булыцкий покорно последовал за старцем в небольшую, ладно выстроенную трапезную.
Мутный неверный свет вливался через две бойницы-окошка, затянутых пузырями. Внутри помещения выстроились в длинный ряд деревянные столы с задвинутыми под них скамьями. Пара лучин освещала небольшое пространство за столом, куда и направились Сергий с гостем.
– Поведай мне, чужеродец, про времена грядущие, – усевшись на скамью, старец пригласил последовать его примеру и пенсионера. – Чего ждать нам?
– Да и не знаю, с чего начать, – даже растерялся Булыцкий. – Все разом ведь и не расскажешь.
– Так и не надо разом. Ты мне ответь, Царство Божье настанет иль конец света.
– А ни то, ни другое, – подумав, отвечал старик. – Оно и худых людишек хватать будет, и блаженных. Хоть и душегубов побольше станет. А те, кто из лихих похуже да поизворотистей, так те нимбы на головы прицепят да стада за собой поведут агнцев неразумных. Оно, отче, все перемешается, да так, что уж и непонятно: худо что, а что и благодать.
– Это как же так: непонятно? А молитва на что смиренная?
– Молитва? – усмехнулся в ответ тот. – Тут такие времена придут, что не каждому и слово такое знакомо. А из тех, кому ведомо оно, не каждый и слов знать будет. Законы Божьи так вообще забудутся.