Искра, пущенная Бахлулом, ужалила шею, и он очнулся. Серая тварь была в двадцати шагах и смотрела на него уже десятком крохотных глазок. Джинн кольнул его опять.
– Я в порядке. Благодарю, друг мой, – отозвался Клим, щелкнув рычагом арбалета. – Коба, стой! Стой, тебе говорят!
Но лазутчик словно бы не слышал. Клим выругался, приложил ему посохом по затылку и сшиб наземь. Придавил его коленом, поднял арбалет с ядовитой стрелой и начал разглядывать шептуна. Тот не двигался, но в голове вдруг стало возникать что-то привычное и почти понятное, похожее на слова.
– На кого работаешь, ментальный мой? И что у нас в программе – может, прыжки с шестом или художественный свист? – пробормотал Клим. – Ну-ка, колись, и поживее!
На этот раз ответ был ясен: «Протеин, – донеслась до Клима холодная мысль. – Протеин, полезная органика».
– Я тебе покажу протеин, икнешь и подавишься. Кстати, а зачем он нужен?
«Кормить, – пришел ответ. – Кормить, кормить, кормить… Иди, двуногий. Ближе, ближе…»
Коба забарахтался под коленом, – очевидно, до него долетела телепатическая команда. Прижав его к земле покрепче, Клим произнес:
– Если сказать больше нечего, я тебя накормлю. Сюрприз! Сейчас вылетит птичка!
Звонко щелкнула тетива. Стрела не вонзилась в серую плоть шептуна, а исчезла где-то внутри, словно канула в туман или в воду. Ментальный голос мгновенно стих, тварь дернулась раз-другой и замерла. Ее покровы как будто поблекли, потом сделались угольно-черными, огромное тело начало съеживаться и опадать. Перезарядив арбалет, Клим ждал, призывая про себя господню милость к рыбкам вашти. Пусть размножаются и плодятся! И пусть их яд будет крепче всей отравы, что нахимичили на Земле!
Коба больше не пытался вырваться, и Клим, ухватив за ворот, поставил его на ноги. Лицо тангута обмякло, и вид был такой, словно он очнулся от сна – вернее, от жуткого ночного кошмара. Но постепенно его черты обрели привычную твердость, заблестели глаза, порозовели щеки. Он коснулся шрама, губ, усов, будто проверяя, все ли на месте, и хрипло промолвил:
– Ты спас мою ничтожную жизнь, господин. Я твой раб!
– Нет человека, чья жизнь ничтожна, и нет мужчины или женщины, что годятся в рабы, – ответил Клим. – Если это ясно, давай займемся твоим компатриотом. Надеюсь, там есть что хоронить.
Концом шеста он отбросил останки серой твари, легкие, как высохшее насекомое. Под ними не было ни плесени, ни тела, ни одежды, только кости, белые и очищенные так тщательно, словно над ними потрудилось время и пара миллионов муравьев.
– Шептун, – буркнул Коба. – Подманивает и высасывает… А если найдет труп, высасывает и покойника. Мабака!
– Он бормотал, что должен кормить, кормить, кормить… Кого, не знаешь?
Но Коба молча пожал плечами и взялся за лопату.
Похоронив Сосо Сайкела, они сложили невысокое надгробие из камней. Тангут воткнул в него окованный медью посох и зашептал молитву. На сей раз Бабама и Псако не упоминались, ибо душу погибшего должен был забрать Благой Господь. Демоны для этого не годились.
Прилетел джинн и сообщил, что путь свободен, ни шептунов, ни жуков, ни прочей нечисти. Но Коба по дороге Сосо дальше не двинулся, а повел Клима в обход скал и холмов, маячивших на горизонте. Снова из оврага в яму, из ямы в овраг, опять в яму, а затем перебежками по открытой равнине. Иногда Коба замирал на половине шага, лез в мешок и принимался разбрасывать камешки. Нелишняя предосторожность! Дважды в узких местах воздух внезапно потемнел, и по камням ударили молнии – да так, что не осталось ни пыли, ни праха.
Полдень уже миновал, когда они, оставив в стороне двор Зараба, вышли к подножиям холмов с решетчатыми башнями. Конструкции высотой с пятиэтажные дом были, похоже, закончены; у крайней уже не суетились пауки, а на двух других башнях висели пять-шесть монтажных роботов. Ловко и быстро они прикручивали к стойкам на самой вершине вытянутые, отливающие металлическим блеском конусы со множеством щелей. На ближней вышке – там, где не было пауков, Клим разглядел такие же устройства, направленные острыми концами в небо.
«Эмиттеры? Какие-то излучатели? – подумал он. – Но кто и как управляет этой машинерией? Или команды отдаются дистанционно? В таком случае надо бы…»
Мысль не успела оформиться – конусы на башне развернулись в сторону реки и выплюнули длинные струи зеленого дыма. Раз, еще раз и еще… Облако – не очень большое, метров пятьдесят по фронту, – поплыло в безветренном воздухе, где темнели руины усадьбы Зараба, поднялось на холм, перевалило через гребень и исчезло из поля зрения. Вместе с ним пропали развалины, обгоревшие бревна и доски, груды камней, черепицы и кучи мусора. Казалось, хищный жадный язык облизал вершину, не оставив ничего, кроме поблескивающей на солнце корки.
Кобу затрясло.
– Гибель… – бледнея, прошептал он, – гибель… Затопят наши земли, сведут под корень лес. Тангуты умрут в синем тумане!
– Не гибель, а пробный пуск. Но второго не будет, – сказал Клим и, бросив наземь посох и арбалет с колчаном, полез наверх, к башне. Бахлул ибн Хурдак летел перед ним в своем пестром халате, как яркий королевский вымпел. Совсем маленький, но и этого было достаточно для объявления войны.
Клим остановился у мощной опоры и, расчехлив кувалду, снял с рукояти волшебное кольцо. Потом запрокинул голову и выпил зелье из фляги. Башня нависала над ним точно великан над карликом, и кроме мощи, дарованной размерами и прочностью, этот гигант таил смертельное оружие. В сечении конструкция была семиугольной – семь металлических колонн впивались в землю, и от низа до верха их скрепляли прихотливо изогнутые массивные поперечины. Нигде ни болтов, ни заклепок, ни следов сварки; башня казалась цельной, словно ее высекли из огромного куска металла. Она чуть заметно подрагивала, очевидно готовясь к новому залпу, но Клим истолковал это иначе.
– Боишься? – громко произнес он, стукнув по опоре кулаком. – Не меня нужно бояться! Не меня, а вот этого!
Кувалда уже была в его руках. Плоская рожа демона будто сморщилась в язвительной ухмылке; кажется, он предвкушал радость первого удара.
Клим размахнулся. Мышцы его полнились мощью древнего титана, молот сверкал на солнце серебром.
Грохот! Оглушительный звук был похож на взрыв артиллерийского снаряда. Он рухнул вниз с холма, раскатился над равниной, откликнулся эхом в дальних скалах. Опора согнулась.
Удар, еще удар! Теперь грохотало так, словно над холмами бушевала гроза. Джинн Бахлул носился над головой, выкрикивая нечто воинственное, но Клим не слышал его тонкий голос.
Удар! Он бил по трем опорам, уходившим в крутой откос холма, и башня начала клониться в эту сторону. Что-то заскрежетало, лопнули с десяток поперечных балок, вершина с конусовидными устройствами раскачивалась, как вершина дерева в сильную бурю.
Клим обрушил молот на среднюю из трех опор, и металлическая колонна треснула. Медленно, точно во сне, башня стала рассыпаться и падать. Он отскочил, наблюдая, как летят и впиваются в землю балки, как в тщетном усилии гнутся опоры, как трескается обшивка конусов, рассыпая фонтаны ярких искр. Теперь над равниной слышались долгий протяжный стон металла и шипение разгоравшегося огня.