А я на следующий день, прямо с утра, ослушалась мать. Робин проснулась на рассвете. Она была бледна, влажные от пота волосы слиплись, и выглядела куда хуже, чем раньше.
– Хоть бы мне умереть поскорее! – застонала она.
До этого момента я не понимала, что сестра и вправду собирается умереть, и пришла в ужас.
– Канкредин!.. – Я еще была слишком сонной, чтобы сказать нечто более внятное.
– Я знаю про эту сеть и приготовлюсь. Утенок говорил – многие души проходят через нее.
– Ну и откуда ты знаешь, насколько толстая у тебя душа? – спросила я, но не стала особенно спорить.
Понятия не имею, что бы я делала без сестры. И потому помчалась наверх и вернулась, припрятав Младшего под накидкой.
– Пойду выпущу кошек.
Кошки мяукали – считали, что уже наступило утро. Я шагнула вместе с ними в белый туман. Отовсюду капала вода. Взгляд беспокойно скользнул по мельничному колесу. Ручеек, бежавший к нему от запруды, перекрыли еще до того, как Робин появилась на свет, но среди камышей и незабудок и поныне вилась струйка воды.
Я спустилась туда и поставила Младшего на одну из лопастей колеса.
– Танамил, Младшая Река, пожалуйста, приди, будь так добр. Ты нам очень-очень нужен.
Честно признаться, я себя чувствовала полной дурой. Шершавое каменное изваяние не изменилось и даже не шевельнулось. И когда сзади раздалось шуршание мокрой травы, я изготовилась заслонить Младшего и резко развернулась.
Это оказался Танамил. Он шел вдоль русла, сквозь белый туман. Капли влаги оседали на его коже. Мама правильно сделала, что предупредила меня. Танамил глянул на меня отстраненно и даже как-то с сомнением, как будто видел меня в первый раз.
– Звала?
Я растерялась и даже не знала, что сказать. А потом мне вспомнилось, как мы должны были задать ему правильный вопрос, но удалось это одной лишь Робин.
– В прошлый раз мне следовало спросить у тебя, ты ли Младший. Да?
И я чуть отодвинулась в сторонку, чтобы он увидел фигурку Младшего на мельничном колесе.
Это было ошибкой. Танамил при виде идола тут же отвел взгляд, и его чуть ли не передернуло.
– Да, правда, – молвил он вежливо и отстраненно. – Я – Младший.
Он настолько очевидно не желал помогать, что я разревелась. Мне сделалось так же паршиво, как Робин. Я рыдала, совсем как маленькая.
– Я же не виновата, что вы с Робин поссорились! А теперь ты сделался вот такой, а король хочет заполучить Единого, и Джей тоже, а мы не в силах даже удрать от Канкредина, потому что сестра пытается умереть!
И я зашлась ревом. Но Танамил схватил меня за плечи и встряхнул.
– Что ты сказала про Робин?! – спросил он.
Наверное, ему пришлось повторить вопрос несколько раз: когда я плачу, то ничего не слышу.
– Она пытается умереть, – повторила я.
– Что за чушь! – воскликнул Танамил.
Похоже, он здорово разозлился. А потом выволок меня из ручья, почти с такой же яростью, как я когда-то волокла этого сопляка Кеда, и вломился в дверь. Робин взвизгнула и села.
– Ты выглядишь как старуха! – заявил ей Танамил.
По-моему, он мог бы вести себя и повежливее. Лишь сейчас я обнаружила рядом с собой Утенка, который уставился на Танамила. Мы с братишкой переглянулись и вышли в туман, захлопнув за собой дверь, сели рядышком.
– Я как раз думал, хватит ли мне духу добраться до него, – произнес Утенок. – Но я боялся, что Робин его возненавидит за то, что он – Бессмертный.
– Мы тоже Бессмертные, – сообщила я. – И происходим от Единого, по обеим линиям.
– Не знаю… По моим ощущениям, мы подозрительно похожи на людей. Может, у нас только души отличаются.
– Мне нужно спросить у него, как вернуть Гулла.
– А он сказал, – заявил Утенок. – Надо отвезти Гулла вверх по Реке, к Единому. Только мы его тогда не поняли.
Сегодня он держался куда любезнее, чем накануне ночью. Потом брат добавил:
– Если хочешь, я его возьму. Мне все равно нужно идти. Я поклялся Бессмертным – это было как раз после того, как Звитт сказал, что Река гневается, и нам не разрешили выгонять свою корову на общее пастбище, помнишь? – так вот, я поклялся, что увижу всю Реку, до последнего дюйма, и буду знать про нее больше, чем старый Звитт.
– Понятно. Значит, Единый хочет, чтобы мы двигались дальше. Надо где-нибудь раздобыть лодку.
Вскоре мы так замерзли и так истомились от любопытства, что вернулись в дом. Кошки мяукали под дверью, требуя, чтобы им открыли. Мы впустили их и вошли сами.
Робин сидела, скрестив ноги, на одеяле и ела – аж за ушами трещало. Лицо у нее снова порозовело. А Танамил передавал ей еду со стола – там красовались такие яства, что и король бы позавидовал. Танамил улыбнулся и предложил нам тоже подкрепиться. Потом покосился на кошек, и перед каждой очутилась рыбина. В мельнице воцарились покой и довольство. Мне думается, Танамил всегда несет с собой эти ощущения. Но сейчас дело было не только в нем, но еще и в Робин. Я оказалась права. Эти двое влюбились друг в друга и собираются пожениться. Сестра уже почти совсем выздоровела.
Танамил заверил Утенка, что эта еда вовсе не иллюзорна, как утверждал Хэрн. Просто в его силах перенести туда, куда ему нужно, все, что угодно, с берегов ручьев и небольших рек. Даже откуда-нибудь с дальнего и пустынного юга.
И как раз когда он это объяснял, в мельницу вошел Хэрн. Он нес с собой Младшего.
– Кто оставил его?! – возмущенно начал Хэрн.
И тут увидел Танамила.
Я боялась, что Хэрн обозлится. Он остался спокойным, но держался как-то скованно. Наверное, мать объяснила ему про Танамила. Но Хэрну все равно понадобился почти целый день, чтобы свыкнуться с ним. А Танамил не смотрел на него, потому что тот так и держал в руках Младшего. А брат не понимал, почему его игнорируют. До этого я не осознавала, насколько же для Танамила нестерпимо быть связанным. Он так это ненавидит, что никогда об этом не скажет. А если спросить, лицо его сделается совершенно каменным и он станет похож на собственное изваяние.
– Амил Орет связан сильнее, чем я, – вот и все, что он ответил, когда я поинтересовалась.
Робин накинулась на меня и велела оставить Танамила в покое. После этого Бессмертный, кажется, немного смягчился. Он не стал говорить про себя, но поведал мне:
– Адон носит сейчас двойные узы. Сперва его одурачила женщина – и в этом он сам виноват. Ну а остальное произошло, когда он уже был связан и не мог действовать против Канкредина в полную силу.
День выдался очень хороший. Хэрн плюнул на свои обязанности при короле, и мы сидели у мельницы, смеялись и пытались придумать, как бы нам подняться вверх по Реке, тайком и от короля, и от Звитта. Танамил обнимал Робин и был так же счастлив, как и мы, а сестра за этот день съела больше, чем за весь последний месяц. Стоило ей что-нибудь вообразить, как это тут же появлялось на столе. И я жалела лишь об одном: что с нами сейчас нет мамы. Единый разгневался, когда она вышла замуж за нашего отца, и потому Танамилу нельзя было с ней общаться. А вдруг с Робин произойдет то же самое? Они решили, что вместе попросят у Единого дозволения пожениться.