– Главный приказал забыть, – важно ответил пацан. – Но я помню. Мы тогда просто голодные были, и вообще, зимой несподручно. Летом – другое дело! И у нас топоров каменных не было, а теперь есть! Будем их отлавливать, убивать и есть. Ну, а потом и березовских тоже. Они нас дразнят людоедами, а что такого? Мы, наоборот, самые умные – первыми догадались! Косой так сказал.
«Не зря нас зовут людоедами, – вздохнул про себя Максим. – Наверняка однажды нас всех просто перебьют. Мы опасны. Надо бежать, бежать, как только лед сойдет! Пока слишком холодно».
На реке подо льдом чернели промоины, туда идти было опасно. Но в затоне хоть снег и съежился под редкими пока лучами солнца, лед пока стоял. Прихватив закопанные в сугробе топоры и дубинки, вся ватага осторожно ступила на замерзшую воду. Мелкие прятались друг за друга – они и мутов-то видели разве что во время последней злополучной осады. Зато страшных россказней слышали предостаточно. В сущности, единственное, чему учили их вечно занятые выживанием старшие, – страх перед вечно голодными тварями.
Ступая как можно плавней, Максим удалился от берега шагов на сорок. Какая тут глубина и стоит ли ловить именно здесь, он понятия не имел. Прежние зимние рыбалки случались именно на реке, а не здесь, в широком заливе.
– Хватит! – сказал боязливо Валька. – Повезет – так и тут поймаем. Давайте скорее, холодает к ночи.
Максим, размахнувшись топором, ударил в глухо отозвавшийся лед. Что-то хрустнуло, и он, испугавшись, сделал пару шагов назад.
– Подожди, я снег расчищу, а то трещину не заметим. – Валька попробовал сделать это дубиной, что была подлиннее, но мало чего достиг. – Макс, мы потонем, если в воду упадем. Мы же не в старом мире, плавать не учились. Лед совсем слабый, и…
– Отойди! – рявкнул на него Максим и начал бить раз за разом, больше не останавливаясь.
После четвертого или пятого удара сквозь пронзившие лед трещины стала с хлюпаньем выплескиваться вода, но он продолжал бить, не обращая внимания на причитания Вали. Наконец Вовик толкнул его в спину. Максим отошел, и мальчишка сачком выловил из неровной проруби куски льда.
– Рыбу-то распугали… – проворчал Валька. – Не подумали. И приманка нужна. У вас есть приманка, дурни мелкие?
– Вот! – рыжий пацан вытащил из-за пазухи маленький череп без нижней челюсти. – Машка обварила и мясо ободрала, но кое-что осталось. Это Нинкин старший, Тимошка.
Максим отшатнулся. Что-то в этом детском черепе было такое, от чего нельзя было отмахнуться несмотря ни на что. Это нечто перевешивало все, что случилось с общиной, все их беды и угрозу голодной смерти, страх, холод и рабство, а еще это было сильнее, чем страстное желание Максима уйти и начать пусть короткую, но какую-то совершенно другую жизнь.
– Брось! – крикнул он. – Брось сейчас же!
– Чего это я бросать-то буду? – Мальчик спрятал череп за спину. – Жрать небось хочешь? А рыба сама на крючок не налезет!
– Тише, тише! – Валька уже был рядом, похлопывал Максима по плечу. – Ты чего так разошелся-то?
Максим попятился. Они уже разложили на снегу удочки, длинные пруты с тонкими «хвостиками», на которых, за оставленные специально веточки, крепились костяные крючки и каменные грузила. Он мог бы рассказать им, что помнит другие удочки: с прозрачной тончайшей леской, со стальными крючками, с веселыми разноцветными поплавками… Все они остались в Старой крепости. После переезда в Цитадель потому и рыбачили редко, что улова почти не было. Конечно, старались поначалу, пытались и летом ловить… Но потом часть рыбаков погибла от мутов, потому что с водой шутки плохи, а часть в мутов обратилась. Рыбалка стала только зимней, а леску плели из волос. Теперь, похоже, и про это забыли. На такие прутики, да без сноровки, вряд ли получится кого-нибудь поймать. Максиму стало смешно, да и сам себе он показался очень смешным: поверил, что и в самом деле может сегодня попробовать жареной рыбки, вкус и запах которой почти забыл. А как разозлился ни с того ни с сего, как задрожала рука, сжимавшая каменный топор!
– Пусть ловят, – тихо сказал Валька. – Не мешай. Вдруг выудят что-нибудь? Половина наша, мы же их охраняем.
– Особенно ты! – рассмеялся Максим. – Ничего они не поймают. Пошли отсюда, пока я этих будущих мутов в проруби не перетопил.
Валентин открыл рот, чтобы что-то сказать, и тут лед раскололся от мощного удара снизу. Брызги полетели во все стороны, а на рыжего, прилаживавшего на крючок наживку из крохотного кусочка человечины, упала совершенно белая фигура, покрытая торчащей во все стороны обледеневшей шерстью. С визгом мелкие кинулись в стороны. Вовик пятился, выставив вперед дубину.
– Макс! – закричал он. – Макс, бей его!
С Максима спало оцепенение, и в два прыжка он оказался возле мута. Только что пробудившись от спячки, тварь еще не вполне овладела своим застывшим телом и пока только держала отчаянно орущего пацана. С ходу ударить не получилось: ноги в деревянных тапках разъезжались на мокром льду. Мут глухо зарычал и задрал к небу морду, совсем не похожую на человеческое лицо. Мощный, бугристый лоб, чудовищно развитые челюсти, а главное – безумные глаза… Но Максим смотрел на его кулаки. Они были размером с половину головы и покрыты костяными наростами. Именно этот тип мутов мог убивать одним ударом, а несколькими – прошибать стену, сложенную из бетонных плит старого мира. Размахнувшись изо всех сил, Максим ударил, но каменный топор отскочил от головы твари, будто она сама была каменной. Мут зарычал грозней, а узловатые пальцы сжали ногу жертвы. Рыжий захрипел и потерял сознание от боли, на тряпье обильно выступила кровь. Второй удар оставил заметную вмятину, мут опустил морду, почти уронил ее на лед. Максим ударил в третий раз, теперь в затылок, поближе к шее. И топор, пробив череп, застрял у чудовища в голове.
– Еще один! – Вовик запрыгал на месте и вдруг швырнул на лед дубину. – Там, внизу, еще один! Я видел, он огромный!
В следующий момент Вовик уже мчался по льду, нагоняя убежавших вперед мелких. Максим рванул топор, и тут лед прямо под ним содрогнулся от нового удара.
– Бежим! – завопил Валька, хватая друга за руку. – Бежим, бежим!
Выпустив рукоять застрявшего топора, Максим позволил потащить себя прочь. Он еще видел, как взметнулся фонтан воды и разбитого льда, как появились две белые лапищи и утащили в холодную тьму сородича вместе с его живой еще жертвой. Повернувшись, Максим припустил так быстро, как только мог: эта смерть показалась ему особенно отвратительной. Там, внизу, не было места даже лучам солнца. Они остановились, только вбежав в лес.
– Только не так! – немного отдышавшись, выдохнул Максим. – Пусть сдохну, но только не так! Валька, я никогда так не пугался! Представляешь, они спали где-то там, на глубине, и я разбудил их, когда пробивал лед. И сначала один, потом другой проснулись, медленно начали двигаться, сломали лед, который их сковывал… И теперь тот рыжий внизу! Мне кажется, муты не могут есть, пока не оттают совсем! Может быть, он несколько дней будет его просто держать рядом, и труп другой гадины – тоже!