– Я в жизни никого из-под крысы не пырнул! – заорал дядька. – И документы в Зоне не носят! Серый сам свои «корочки» где-то спалил или закопал! И артефакт зажилил, и с пацанами не поделился! На тебя сослался, тварь! Хотели мы заставить его выплачивать, но он, паскуда, сдох в аномалии…
– Молчи! Молчи, сука!!!
Виталик стукнул в окошко, привлекая внимание, затем пустился бежать к входной двери. Из дома доносились страшные ругательства, звон, глухие удары. Перед тем как открыть дверь, Виталик остановился – она сама распахнулась, и наружу вывалился дядька, зажимая окровавленную рану в животе. Он упал лицом вниз, скатившись по невысокому крыльцу.
Пулей метнувшись внутрь, Виталик увидел отчима. Тот лежал на ковре, смяв его в клубок, прижимая руки к груди. Никаких следов ранений на нем не было. Искаженное лицо давало понять, что все кончено.
Виталька опустился рядом с ним в ужасе, взял его голову в руки. Было поздно. Отчима сразил сердечный приступ.
Механически возвратившись к крыльцу, Виталик остановился рядом с гостем. Тот уже перевернулся на спину, пытаясь ползти, отталкиваясь ногами. Он напоминал пригвожденного гарпуном червяка.
– Вот как получилось… – пробормотал он. – Что тебе сказали, парень? Что твой брат служил и погиб на войне? Он был бандитом, пацан. В Зоне это что-то значит…
– Заткнись, – прошептал Виталик.
– Влился в тусню, стал своим, пошел на дело… – Дядька перестал ползти и довольно осклабился. Густая черная кровь быстро растекалась под ним. – Вместе прирезали какого-то бродягу. Одиночку. Серый не захотел давать артефакт. Бросился бежать, попал в аномалию… Визжал, как свинья резаная… молил, чтобы спасли. Мы и вытащили. Решили его простить, если долг деньгами искупит… не судьба, помер он от аномалии-то… Успел сказать, что семья заплатит. И знаешь что, пацан? Я не потому пришел, что за кидалово его спросить хотел… А за то, что помог ему уйти быстро. Вот как твой папка меня отблагодарил. Перо за перо… Судьба…
Его рот так и застыл на последнем слоге, глаза остекленели.
Виталька отшатнулся, беспомощно оглянулся на дом. Снова зашел внутрь, глядя на отчима, словно пытался прочесть в его взгляде ответы на все вопросы. Но в конце концов, не выдержав, выскочил из дома, едва не снеся калитку плечом, и бросился бежать без оглядки.
Переход с «Авиамоторной» на «Шоссе Энтузиастов», Московская Зона, первый день
16 марта 2014 г.
21:04
Расчет Борланда оказался верен – аномалии снова возникли за спиной, когда Орех прошел вслед за товарищем метров шестьдесят, быстро перепрыгивая по шпалам. На тот момент они отошли от станции на полкилометра. Орех определил точку аномалий по красным пятнам, щедро украшавшим рельсы и большой участок стен вокруг. Именно сюда добрались трое неудачников… хотя какое право было у него называть этим словом безрассудную храбрость? Они попробовали и не смогли. Первые сталкеры в Зоне начинали именно с этого. А те, кто выживал, лишь ходили по трупам пионеров. Будь Ореху это интересно, он бы смог попробовать определить природу и расстановку аномалий по кровяным следам. Неужели Борланд или Марк умеют это делать? Какой жизненный опыт привел их к таким специфическим знаниям? Раньше Орех об этом не задумывался. И сейчас тоже не очень хотелось. Борланд знал, что делать, лучше его самого, и не было причин мешать ему.
Задумавшись о лидерстве, Орех снова вспомнил людей на станции. Ему даже стало жаль Метанола или белобрысого, чьего имени никто так и не узнал. Жаль за их тщетные попытки что-то сделать, переломить ситуацию, о которой они не имели понятия. До чего же далеки они были от Борланда, который разрулил вопрос с замурованной станцией, даже не зная, что конкретно там происходит. На миг Ореха охватила сильная тоска по поводу людей, которые предпочли остаться на станции, решать свои мелкие проблемы, вместо того чтобы поверить двум непонятным парням и просто пойти за ними. С другой стороны, Орех и сам бы не поверил, не будь он человеком с опытом.
– Москве придется намного хуже, чем Старой Зоне, – сказал Орех.
– Почему?
– А ты не согласен?
– Согласен. Я уже давно это знал. Но все же почему ты так думаешь?
– В Зоне жили только те, кто принял правила игры, – ответил Орех. – Там не стоял вопрос насчет того, верить незнакомому сталкеру или нет. Мы понимали, что каждый, кто сидит тут больше нас и имеет больше хабара, – уже сам по себе опытен и знает, о чем говорит. Нам говорили прыгать, и мы прыгали. Вопрос был только в том, какая у человека репутация. Если его еще и уважали, доверяли ему – то за ним можно было топать куда угодно.
– Ты к чему ведешь, друг?
– Те люди, что остались на станции… Они не выбирали Зону. Это Зона выбрала их. Нам нельзя ожидать, что они нам поверят. Они не обязаны, они все еще живут в старом мире, где женщинам уступают место в автобусе, а человек с автоматом, который ворвался к тебе на горящем поезде, доверия не имеет, потому что он чужой.
– Ну, скажем, Москва уже давно перешла ту грань, до которой уступить женщине место в транспорте было чем-то нормальным. Да и люди со стволами тут никого не удивляют. Но в целом я тебя понял. И поддерживаю выводы, которые ты вслух не высказал.
– Это какие?
– Такие, что люди на «Авиамоторной» умрут. Ты это знаешь. Но мы не несем ответственности за их судьбу. Мы сделали все, что могли.
– Ну, – смутился Орех. – Я не уверен…
– Ты им рассказывал про Зону? Говорил, что надо делать для выживания?
– Я пытался.
– И тебя чуть не убили за твои слова, я угадал?
– Да.
– А я мог умереть в этом поезде, – мрачно сказал Борланд. – Поверь, мне было совсем не комфортно сидеть в хвосте состава, который без машиниста несется черт знает куда. В место, о котором я ничего не знаю, кроме того, что другой сталкер советовал туда не лезть. Может, люди на станции и приняли меня за Бэтмена, но я стараюсь поскорее забыть о том, как пытался на полном ходу отсоединить вагон, зная, что если не успею, то меня расплющит, выбросит на ходу на стены, швырнет в аномалию, под обвал или в центр пламени, а ветра тем временем обдували мою морду так, что она до сих пор дергается. Так что, Орех, скажу тебе прямо: я считаю, что ничего не должен людям, которые предпочли жить в другом мире. Я не кидаюсь под ноги незнакомому человеку, который спокойно курит, не забираю у него сигарету, чтобы он не умер от рака легких раньше времени. Миллиарды людей вокруг нас рискуют своим здоровьем, прекрасно зная, что они делают. С какого перепугу я должен брать на себя ответственность за их жизни? Люди на станции были заперты, я открыл им путь на несколько минут, поставил в известность – за их дальнейшие деяния я отвечать не хочу. Более того, не буду об этом думать и не вспомню никогда. Они свой выбор сделали.
– А я вот парюсь по этому поводу, – признался Орех. – Сильно. Я пытался их убедить, но мне не верят. Во мне метр с кепкой росту, я никогда не буду весить даже семьдесят. Будь я как ты, я бы смог их убедить.