– Для Упорядоченного нет ни «честного», ни «бесчестного», Древний Бог. Ни «правого», ни «виноватого». Ни «геройства», ни «подлости», как нет ничего этого в живой природе. Упорядоченное должно жить, а цена значения не имеет.
– Вот тут-то мы и различаемся, – тяжело усмехнулся Старый Хрофт. – «Пусть погибнет мир, но восторжествует справедливость», слыхала?
– Слыхала. – Гулльвейг больше не улыбалась. – Вот потому-то вы и проиграли, Древние Боги. Для вас главным было красиво умереть. Пал герой доблестно, в бою – добро пожаловать в Валгаллу. Нет – ступай гнить в Хель. И ваши пророчества… Они ведь могли и сбыться. Если бы не пришли Молодые Боги.
– Значит, тогда мы, Древние, были «плохими», так? – усмехнулся Хрофт. – А теперь вдруг стали «хорошими», выходит?
– Не совсем, – серьёзно и спокойно ответила Мать Ведьм. – Нет ни плохих в Упорядоченном, ни хороших. Есть лишь те, кто – вот именно сегодня, сейчас! – помогает ему выжить, и есть те, кто мешает.
– Ага. То есть сейчас выжить ему могу помочь именно я?
– Браво, великий О́дин.
– Спасибо за откровенность, Гулльвейг. Закончила ли ты свои речи? Я внимал тебе, как положено внимать гостье, хоть и незваной; но теперь мне пора вернуться к начатому.
– Дозволишь ли ты мне остаться? Я не помешаю, клянусь.
– Я ни от кого не прячусь, – пожал плечами О́дин. – Оставайся, коль на то твоя воля.
– Благодарю, – сдержанно поклонилась Гулльвейг.
– Стань туда, назад, – распорядился Старый Хрофт, сбрасывая плащ и расправляя плечи. – Не мешай.
Мать Ведьм лишь вновь поклонилась.
Отец Богов невольно вспомнил жертвенный нож из обсидиана, рождённого в пламенной глотке земли, когда мир был ещё совсем юн, а он, О́дин – уже стар. Нет его, всё сгинуло после Боргильдовой Битвы, а сейчас в руке Старого Хрофта – обычная молодая сталь, хоть и выкованная гномами, хранящими остатки древних секретов.
Уныло и покорно стоят быки. Ждут, тупо и равнодушно.
Нет, О́дин, Древний Бог Асгарда, ты не будешь жалеть никого и ничего.
Горит огонь, ждёт крови жертвенная чаша. Ждут и тени асов – так же покорно и равнодушно, как и предназначенные на заклание быки. Они не спрашивали О́дина, хотят ли они свободы и новой жизни. Он решил это за них. Хотя – есть ли у мёртвых свобода воли там, в царстве Демогоргона?
«Начинай, О́дин. Хватит колебаться. Иди, как шёл на Боргильдово Поле».
Только на сей раз он победит.
– Фенрир!
– Здесь! – рыкнул волк, и стадо послушно сделало шаг вперёд.
Старый Хрофт встряхнул рукой с зажатым жертвенным ножом и ударил.
Бык коротко замычал и повалился, из горла хлынула кровь. Ни один мясник-забойщик такого бы не повторил, но Старый Хрофт добавил к своему удару и кое-что ещё.
Туша рухнула на заранее рассыпанные чёрные угли. Ожила руна, скрытая под ними, – занялось пламя, мгновенно поглотившее мёртвого быка, словно был он не из мяса и костей, а из соломы.
Кровь заполнила жертвенную чашу, закипела, запузырилась, стремительно превращаясь в пар. Первая из рун, начертанных Отцом Богов за стенами Асгарда, дрогнула, пробуждаясь.
Не позволяя себе более ни единой посторонней мысли, он принялся работать ножом.
* * *
– Я буду сопровождать тебя, дочь О́дина.
Ракот Восставший произнёс это, как говорится, «тоном, не терпящим возражений». И, наверное, воительница Райна, сражавшаяся в бесчисленных наёмных отрядах, лишь молча склонилась бы пред Новым Богом – но не валькирия Рандгрид.
– Зачем, могучий Ракот? Душу своей матери я отыщу сама.
Глаза Восставшего гневно сверкнули.
– Дочь О́дина, речь не о тебе или твоей матери. Речь о куда большем, обо всём Упорядоченном.
– Да, так всегда, – дерзко сказала Райна, не отводя взгляда. – Упорядоченное превыше всего. Пусть будет так, могучий Ракот, но я займусь своей матерью. Выведу её отсюда и вернусь в Асгард. Конец истории.
– Ошибаешься, – отрезал Ракот. – Только начало. Никто не знает, что встретит нас по ту сторону стены, в обычном мире. Вы с О́дином… натворили немало. Равновесие…
– Мне плевать на равновесие! – выкрикнула Райна прямо в лицо Восставшему. – Мы. Пришли. За. Своей. Роднёй! Которая пребывала в заточении все эти тысячи тысяч лет. Ракот, ты силён, но я куда старше тебя. Случившееся – несправедливо! Магия способна вернуть души обратно, и мы возвращаем их!
– Вот как, – прошипел Ракот, впиваясь в Райну взглядом. Глаза его опасно сузились. – А ты готова вернуть всех умерших к жизни? Всех до единого? Или только свою родню?
– Каждый стоит за свой клан. За свой род. – Райну трясло от ярости. – За своих предков и потомков. Я дошла до вершины Мирового Древа, я видела Престол Творца. Я заслужила.
– То есть другие – нет?
– Другие – нет! – крикнула Райна. – Слушай меня, Восставший. Я была наёмницей. Дралась без счёта и без счёта хоронила соратников. Выживали лучшие, самые сильные, самые умелые. Они шли дальше. И так во всём – мир безжалостен. Своих смогут спасти те, кто достаточно силён. Вот и всё. Иное – несправедливо.
– Скажи, – перебил Ракот, – а то, что ты случайно оказалась дочерью Древнего Бога, тебе ничуть не помогло? Ну, ни капельки? И на твоём месте могла бы оказаться любая воительница?
– Если ты рассчитывал смутить меня этим, Восставший, то зря. Подняться может каждый. Нужно просто очень сильно этого хотеть. То, что мой отец – Древний Бог, конечно, помогло. Но не это решает. Решает жажда. Имеющий веру – пройдёт. Имеющий лишь самоуверенность – сорвётся. Архонты на золотой тропе сказали мне, что я не готова. И они были правы – я полагалась на меч, а не на сердце. Смертный пастух прошёл бы там куда легче меня.
– Нет, валькирия. Смертный никогда вообще не проник бы сюда!
– Можно спорить, Восставший, но не вижу смысла. Я и так задержалась тут. Трактирщик обещал, что я встречусь с матерью. Мне надо спускаться.
– Будь по-твоему, – помолчав, сказал Ракот. – Прощай, валькирия. Не люблю вещать и пророчить всяческие беды и бедствия, но… сдаётся мне, вы столкнули лавину, которую вам не остановить.
Райна не ответила. Лишь молча поклонилась и начала спускаться.
* * *
Жертвенная кровь парила, кипела, булькала и исчезала бесследно. Чаша не переполнялась, мёртвые туши быков валились одна за другой на угли и моментально вспыхивали.
Старый Хрофт убивал. В какой-то момент он просто смежил веки, Асгард пронизывала магия такого напора, такой плотности, что он уже не нуждался в зрении. Внутренним оком же, напротив, он видел, как одна за другой оживают руны, сплошным кольцом охватившие Асгард.