– Я от своих слов не отказываюсь.
– Лондон и Амстердам?
– Лондон и Амстердам. Два города в расцвете торговли, куда приходили суда с сырьем – я имею в виду алмазное сырье. И где в то время не было гонений на евреев.
– Вы уверены, что больше вариантов не существовало?
На другом конце трубки установилась пауза:
– Я не могу быть стопроцентно уверен, мадемуазель. Мы исходим из основных возможных мотиваций: спокойной жизни и удобства для работы. Но, в конце концов, этот век рассеял наш народ по всему свету. Дайте-ка подумать… Он мог отправиться дальше на север, в Речь Посполитую, куда-нибудь в сторону современной Польши. Туда доехали многие из наших – ленивая шляхта с удовольствием отдавала евреям управление своими земельными владениями. Однако, как мне кажется, смена климата для бывшего жителя Кастилии, уже немолодого человека, была бы слишком резкой. Да и суда из ост-индийских колоний в ту глушь не доплывали. Он также мог бы отправиться в Константинополь: султан ценил иудейскую хватку в делах и даже защищал евреев перед Венецией.
– Нет, это вряд ли. – Маша параллельно беседе рассматривала изразцы. – В нужном мне городе есть готическая церковь с круглым витражом-розеткой. Думаю, это Европа…
– Что ж, тогда вы сами ответили на свой вопрос. – Плаченик громко чихнул. – Держите меня в курсе, если выясните что-нибудь про этого уникального человека!
Пообещав и поблагодарив, Маша повесила трубку и задумалась. Бессмысленно бродить по Всемирной сети в поисках похожего собора. Ей нужен либо многотомный труд с изображениями всех крупных церквей эпохи в Амстердаме и Лондоне, либо…
Она бегом спустилась вниз по лестнице, кивнула Седрику и прошла сразу к компьютеру в бизнес-центре. Интернет, возможно, сможет ей кое в чем помочь. Маша быстро открыла поисковик, набрала Музей города в Амстердаме и Музей города в Лондоне. Амстердамский располагался в здании бывшего приюта, построенного как раз в интересующую ее эпоху. Лондоский – в нем Маша однажды даже побывала – занял современное строение рядом с Барбикан-центром. Исходя из имеющихся у нее воспоминаний, она решила сначала позвонить в Лондон. И набрала номер музея.
– Здравствуйте, – сказала она ответившей даме. – У меня вопрос по исторической городской застройке. Есть ли в вашем музее специалист, к которому я могу обратиться?
– Соединяю вас с отделом, – произнесла дама.
Раздалась нежная музыка Перселла, и через полминуты ей ответила другая дама, с голосом много более низким и внушительным. Маша, стесняясь, изложила свою просьбу: она хотела бы узнать название готического собора, находящегося, предположительно, в Лондоне. Может быть, мадам сможет порекомендовать ей литературу по теме?
Дама хмыкнула:
– Присылайте изображение вашего собора, мисс, – и продиктовала мейл.
Маша птицей взлетела обратно в номер и, сфотографировав созданное ночью изразцовое панно на мобильник, с телефона же отослала в Музей Лондона. Вновь спустившись, она, стараясь не смотреть на часы, выпила чашку кофе, побеседовала с Седриком о погоде и, не выдержав и тридцати минут, снова набрала Лондон.
– Да. Я изучила вашу фотографию, мисс, – в голосе музейщицы звучало явное удовлетворение.
– Вы смогли опознать ее? Она действительно находится в Лондоне? – задержала дыхание Маша.
– Нет, – мягко произнесла дама. – Такой церкви в Лондоне больше нет.
– Нет? – упавшим голосом переспросила Маша.
– Я сказала – больше нет, – с плохо скрытым торжеством возразила дама. – Но она существовала. И опознать ее было не очень сложно. Дело в том, что это собор Святого Павла, главный собор Лондона.
Маша чуть не застонала: на кого она умудрилась напасть? Да и в музей ли вообще попала?
– Я знаю собор Святого Павла, – сказала она тихо. – Это барочный собор с огромным куполом. А то, что изображено у меня на изразцах…
– Это четвертый собор, известный также как «Старый» Сент-Пол. Он был заложен в 1087 году и освящен в 1240-м, – насмешливо перебила ее дама. – Крупнейший собор Европы того времени. Однако, как я сказала, его больше не существует: собор сгорел в 1666 году, во время Великого лондонского пожара. Тот же собор, который вы знаете, с большим куполом, построен по проекту архитектора Кристофера Рена между 1675 и 1708 годами. Его еще называют «Пятым» собором, мисс.
Маша смущенно поблагодарила и, попрощавшись, медленно положила трубку. А потом снова набрала номер, но уже на своем мобильнике.
– Я знаю, где находится дом Розалинды, – сообщила она своему клиенту после краткого рассказа о вчерашних открытиях. – Думаю, мы сможем его найти.
Андрей прикрыл дверь в кабинет начальника с тяжелым сердцем. Хотя, казалось бы, случаи, когда полковник удостаивал его работу комплиментом, можно было пересчитать по пальцам рук. Точнее, руки. Одной.
– Молодец, капитан! – пророкотал довольный Анютин. – Я вот, старый дурак, тебе не верил, а ты, смотри, гнул свою линию! Потому и на Леонтьева вышел, и понял сразу, кто он такой и за чем охотился. Куш-то там большой?
Андрей равнодушно пожал плечами:
– Пока не ясно. Но Маша сегодня выезжает в Лондон, и я так понял, что это уже последнее звено.
– Ишь ты! Лягушка-путешественница! – беззлобно хмыкнул Анютин. – А ты небось расслабился наконец, что за твоей зазнобой маньяк больше не бегает, трупы не рассыпает и не поджигает ничего лишнего?
Андрей чуть покраснел и кивнул – его действительно отпустило. «Бдить» за Машей на расстоянии было сложновато.
– Как думаешь, – полковник кашлянул и взглянул на него поверх кипы бумаг чуть смущенно, – вернется?
Андрей посмотрел в окно, на небольшом, доступном взгляду пространстве поверх домов летели гонимые бодрым мартовским ветром облака.
– Не знаю, – наконец ответил он. – Думаю, нет.
Это было впервые, когда он сам себе в этом признался.
– Что ж, – вздохнул полковник. – Жаль. Очень жаль. Смышленая была девочка. И есть, – поправился он. – Только не про нашу честь. Будет проявлять смышленость в других местах. В адвокатуру уйдет? Или частно?
Андрей опять пожал плечами, на душе было тоскливо:
– Как получится, наверное.
– У нее-то? У нее все получится! – оптимистично закончил полковник. – Ну, давай, иди работай. У тебя-то это дело, чай, не последнее, и в адвокатуре не ждут! – Анютин сделал выпроваживающий жест рукой, и Андрей вышел из кабинета.
«Все верно, – говорил он себе, сбегая по лестнице на свой этаж. – Пора браться за многочисленные папки с еще не разрешенными делами». Но эта история с Николаем-Славиком не отпускала, точка не ставилась. Может, думал он, дело тут просто в том, что он не хочет расставаться с делом, связанным с Машей, чтобы не отпускать саму Машу? Пусть увязанная с криминалом, но ниточка вилась из его кабинета на Петровке к ней, в ее гостиницу в европейских столицах. «Все ниточки, – безжалостно заметил он себе, – что тянутся между нами, привязаны к этому самому криминалу и совместной работе. Ничего иного у нас нет. Как только порвется эта нить, уйдет и все остальное».