«Уж я-то не забуду, – пообещал Пертинакс, – как ловко ты оставил меня без обеда».
«Пригоршня овсяной муки – разве это обед для римлянина? – отвечал Алло и рассмеялся своим отрывистым смехом, не похожим на смех. – А вот что бы ты делал на месте пригоршни овса, растираемой между верхним и нижним жерновами мельницы?»
«Я Пертинакс, а не разгадыватель загадок».
«Ты глупец! – сказал Алло. – Твоим богам и моим богам угрожают чуждые боги, а ты веселишься».
«Угроза еще не гроза», – заметил я.
«Я молю богов, чтоб это было так, – отозвался Алло. – Но снова прошу вас не забывать меня».
Мы въехали на последний, нагретый солнцем холм и увидели впереди, в трех или четырех милях, восточное море. Небольшая галера галльского типа стояла на якоре возле берега с полуопущенным парусом и выдвинутой причальной доской. А внизу под нами, в лощине, держа на привязи своего коня, сидел Максим, император Британии! Он был в одежде охотника и, сутулясь, опирался на трость, но я узнал его спину сразу, едва только увидел, и сказал Пертинаксу.
«Ты сошел с ума, как и Алло! – Он постучал пальцем по лбу. – Вам просто напекло головы».
Максим не пошевелился, пока мы не подошли и не встали перед ним. Тогда он смерил меня взглядом и промолвил:
«Снова голоден? Видно, такая моя судьба – кормить тебя при каждой нашей встрече. У меня есть еда. Пусть Алло приготовит».
«Нет, – возразил Алло. – Хозяин в своей стране не прислуживает странствующим императорам. Я накормлю двух своих сынков без твоего соизволения». И он стал раздувать угли.
«Я ошибся, – вскричал Пертинакс. – Мы все сошли с ума. Скажи же что-нибудь, о безумец, именуемый императором!»
Максим улыбнулся, не разжимая губ. Улыбка вышла жутковатой, но проведя два года на границе, не станешь пугаться взгляда или улыбки. Я, по крайней мере, не испугался.
«Мне сперва показалось, Парнезий, что твоя судьба – жить и умереть центурионом в Приграничье. Но судя по этим письмам, ты умеешь думать не хуже, чем рисовать».
Он сунул руку за пазуху и вытащил свернутые в трубку мои письма к родичам, на которых я зарисовывал разные сцены из пограничной жизни, а также пиктов, медведей, своих знакомых и так далее. Матери и сестре всегда нравились мои рисунки. И вот теперь Максим протягивал мне один из них с подписью: «Солдаты Максима». Там была нарисована шеренга винных бурдюков вместе с нашим старым лекарем из Гунно, внимательно к ним принюхивающимся. Всякий раз, когда Максим забирал себе подкрепление из Британии – чтобы завоевать Галлию, – он обычно посылал в гарнизоны добавку вина. Так что мы у себя на Валу называли винные бурдюки «максимчиками». Да, кстати, я изобразил их в легионерских шлемах.
«В недавние времена, – продолжал Максим, – людей привлекали к ответу за куда более безобидные шутки».
«Так, цезарь, – заметил Пертинакс. – Но не забывай, что это было еще до того, как я, друг твоего друга, научился славно бросать копье».
И он выразительно поиграл своим охотничьим копьем, впрочем, не направляя его ни на кого.
«Я говорил о прежних временах, – произнес Максим, не моргнув глазом. – В наше время только приятно встретить юношей, умеющих соображать – и за себя, и за своих друзей. – Он кивнул в сторону Пертинакса. – Твой отец сам передал мне эти письма, Парнезий, так что с моей стороны тебе ничего не грозит».
«И ни с какой стороны», – добавил Пертинакс, обтирая об рукав острие копья.
«Я был вынужден уменьшить гарнизоны в Британии, чтобы усилить свои войска в Галлии. А теперь я приехал, чтобы снять часть отрядов с самого Вала».
«Много же радости тебе будет от нас, – сказал Пертинакс. – Здесь собраны последние отбросы Империи, люди без будущего. Я бы скорее доверился осужденным преступникам».
«Ты так думаешь? – серьезно спросил Максим. – Но ведь это лишь до тех пор, пока я не завоюю Галлию. Чем-то всегда приходится рисковать – жизнью, душой, покоем или еще чем-нибудь».
Алло обошел костер с тарелкой дымящегося оленьего мяса. Первым он подал еду нам с Пертинаксом.
«Ага! – молвил император, дожидаясь своей очереди. – Я вижу, вы тут как у себя дома. Говорят, что у тебя немало приверженцев среди пиктов, Парнезий».
«Я охотился с ними. Может быть, несколько друзей в этой стране у меня найдется».
«Он – единственный среди римлян, кто нас понимает», – сказал Алло и принялся длинно восхвалять мои добродетели, не забыв упомянуть и о том, как я спас его внучат от волка в прошлом году.
– Спас от волка? – ахнула Уна.
– Было дело… В общем, этот раскрашенный старичок был красноречив, как Цицерон. Он расписал нас так, что дальше некуда! Максим слушал, не сводя глаз с наших лиц.
«Достаточно, – произнес он наконец. – Я выслушал то, что говорил о вас Алло. Теперь я хочу послушать, что вы можете сказать о пиктах».
Я рассказал, что знал, и Пертинакс помогал мне. С пиктом можно жить без опаски, если только постараться понять, чего он хочет. Нас они ненавидели в основном из-за вересковых поджогов. Дважды в год весь гарнизон Вала выбирался из-за укреплений и торжественно сжигал весь вереск на десять миль к северу. Рутилиан, наш военачальник, называл это очисткой местности. Пикты, конечно, улепетывали подальше, и дело сводилось к тому, что мы уничтожали их пчелиные угодья и овечьи пастбища.
«Верно, очень верно, – подтвердил Алло. – Как же нам приготовить священное вересковое пиво, если вы сжигаете наши медоносные луга?»
Мы беседовали долго, и Максим задавал меткие вопросы, показывавшие, что он много думал о пиктах. Напоследок он мне сказал:
«А что, если бы я отдал под твое управление всю старую провинцию Валенсию? Сумел бы ты удержать пиктов в повиновении, пока я буду воевать в Галлии? Не смотри на Алло, отвечай, что сам думаешь».
«Нет, – ответил я. – Пиктов не переделаешь. Они слишком долго были свободными».
«Оставь им советы старейшин и право снаряжать своих воинов, – предложил он. – Ослабь немного узду».
«Не поможет, – повторил я. – По крайней мере, пока. Слишком многое они претерпели от нас, чтобы доверять хоть чему-нибудь, исходящему от Рима».
«Молодец парень», – негромко пробурчал Алло за моей спиной.
«Как же ты предлагаешь, – спросил Максим, – удерживать север в мире, пока я буду завоевывать галлов?»
«Оставить в покое пиктов. Немедленно прекратить поджоги вереска и время от времени – ибо они бедны и не запасливы – посылать им корабль-другой с зерном».
«И пусть они сами распределяют его, а не какие-нибудь мошенники греки», – добавил Пертинакс.
«Вот именно. И разрешить им приходить лечиться в наши больницы».
«Да они скорее умрут!» – возразил Максим.
«Нет, они придут, если их пригласит сам Парнезий, – сказал Алло. – Я могу показать вам человек двадцать в округе, искалеченных зубами волка или когтями медведя. Но Парнезий должен оставаться с ними в больнице во время лечения, иначе они сойдут с ума от страха».