«Вряд ли бы они осмелились на такой риск, – усомнился я. – Продажа пушек врагам короны – государственная измена, за это вешают».
«Риск велик, но велик и барыш. Ради этого люди готовы хоть на виселицу. Я сам был купцом, – сказал Себастьян. – Мы должны утереть им нос, не будь я бристольцем».
Тут же, сидя на ведре с известкой, он наметил план. Мы раззвонили всем, что во вторник уезжаем в Лондон, и напоказ простились с друзьями – особенно с мистером Джоном Коллинзом. Но добравшись до Вудхерстского леса, повернули назад и подъехали к деревне заливным лугом, спрятали лошадей под ивами у подножия холма и, едва настала ночь, осторожно прокрались к церкви Святого Варнавы. Стоял плотный туман, сквозь который едва пробивался свет луны.
Не успел я запереть за собой дверь колокольни, как Себастьян взмахнул руками и растянулся на полу.
«Вот черт! – воскликнул он. – Повыше поднимай ноги и осторожней их ставь. Я споткнулся о пушки».
Я начал шарить на ощупь – в башне было очень темно – и, один за другим, насчитал двадцать стволов серпентин, лежащих прямо на соломе. Без всякой маскировки!
«Здесь, на моем конце, еще парочка тридцатифунтовых пушек, – сказал Себастьян, похлопывая ладонью металл. – Это, должно быть, для нижней палубы сэра Эндрью Бартона. Да, честнейший человек – мистер Джон Коллинз! Тут у него целый оружейный склад, арсенал! Теперь ты понимаешь, почему твое копание и шныряние вокруг колокольни заставило Сатану явиться в Сассекс? Ты уже много недель всячески мешаешь честной торговле Джона», – он рассмеялся в темноте.
От пола башни тянуло прямо-таки могильным холодом, поэтому мы поднялись повыше по лестнице, и тут Себастьян наткнулся на коровью шкуру с рогами и хвостом.
«Ага! Сатана забыл свой кафтан! Ну как – мне идет, Гэл?» – Он надел на себя шкуру и стал прыгать и дурачиться в лунном свете, проникавшем сквозь узкие окна башни, – истинный Сатана! Потом присел на лестнице, постукивая концом хвоста по ступеньке. Со спины он казался еще страшнее, и пролетевший совенок пронзительно вскрикнул, чуть не наткнувшись на его рога.
«Изгнал дьявола – запри дверь, – прошептал Себастьян. – Вот еще одна неверная пословица, Гэл, ибо я слышу, как дверь башни отворяется».
«Я сам ее запер, – удивился я. – Или у кого-то, черт побери, есть запасной ключ?»
«Судя по топоту ног, к нам пожаловал весь приход, в полном составе, – отвечал моряк. – Тише, Гэл! Послушаем, о чем они хрюкают. Ба! Да они принесли мои новые серпентины. Одна, две, три, четыре – еще четыре ствола. Эндрью Бартон решил снарядиться по-адмиральски, разрази меня гром! Двадцать четыре серпентины!»
И тотчас, словно эхо, гулко донесся голос Джона Коллинза: «Двадцать четыре серпентины и две тридцатифунтовых пушки. Полное вооружение для сэра Эндрью».
«Долг платежом красен, – прошептал Себастьян. – Сбросить ему на голову мой кортик, что ли?»
«В четверг они поедут в порт Рай, спрятанные под мешками с шерстью. Дирк Брензетт встретит их в Ундиморе, как обычно», – продолжал Джон.
«Боже мой! Какая это для них привычная, заурядная сделка! – заметил Себастьян. – Держу пари, что мы два единственных невинных младенца во всей деревне, которые не имеют своей доли прибыли в этом деле».
Внизу было человек двадцать, и галдели они, как на базаре в Робертсбридже. Мы узнавали их по голосам.
Пронзительный голос принадлежал Джону Коллинзу:
«Через месяц тут должны лежать пушки для французской караки. Когда ваш юный олух (это про меня, с вашего позволения!) возвращается из Лондона?»
«Неважно, – отозвался голос Тайсхерста Уилла. – Положите их где угодно, мистер Коллинз. Мы так напуганы Сатаной, что больше и не сунемся в башню!» – И длинный плут радостно захихикал.
«Вызвать Сатану для тебя плевое дело», – поддакнул Ральф Хобден, кузнец.
«Ааа-минь!» – заревел Себастьян и прежде, чем я успел остановить его, сбежал с лестницы в своем сатанинском виде, воя, как тысяча чертей. Не успел он приняться за ближайшего, как вся компания бросилась бежать! Слышно было, как они в панике заколотили в дверь таверны «Колокольчик». Тогда мы тоже пустились наутек.
«Что будем делать дальше? – спросил Себастьян, подбирая повыше свой коровий хвост, чтобы не зацепиться за колючки. – Ну, расквасил я морду честному Джону…»
«Едем к сэру Джону Пелему, – сказал я. – Он единственный, кто был на моей стороне».
Мы отправились в Брайтлинг, миновали по пути охотничьи сторожки сэра Джона, где нас вполне могли пристрелить караульщики, приняв за браконьеров, и когда разбуженный хозяин спустился вниз и сел в свое Кресло Судьи, рассказали ему все и показали коровью шкуру, которую Себастьян прихватил с собой. Сэр Джон смеялся до слез.
«Ну и дела! – наконец вымолвил он. – Обещаю вам, что правосудие свершится еще до рассвета. В чем состоит ваша жалоба? Джон Коллинз – мой старый друг».
«Мне он не друг! – воскликнул я, клокоча от гнева. – Как вспомню, сколько он и ему подобные дурачили меня и вставляли палки в колеса… И в каком благом деле – в строительстве церкви!»
«Но теперь-то вы понимаете, что она им была нужна для других целей», – мягко заметил он.
«А мои серпентины – тоже для других целей? – возмутился Себастьян. – Я бы давно уже был на полдороге к неоткрытым землям, если бы не ваш друг, который продал мои пушки шотландскому пирату!»
«У вас есть доказательства?» – осведомился сэр Джон, поглаживая бороду.
«Я чуть не сломал о них ноги час назад, и я слышал, как Джон распоряжался, куда их доставить».
«Слова! Это только слова, – сказал сэр Джон. – Мистер Коллинз – известный болтун и шутник».
Он произнес это так серьезно, что на мгновение мне показалось, будто он тоже в курсе всех этих секретных дел и в Сассексе вообще нет ни одного честного кузневладельца.
«Во имя здравого смысла! – воскликнул Себастьян, стуча по стулу своим коровьим хвостом. – Чьи же тогда эти пушки?»
«Разумеется, ваши, – отвечал сэр Джон. – Вы явились с королевским приказом на их изготовление, а мистер Коллинз отлил их в своей мастерской. Если он вздумал перенести их из Нижней Кузни и сложить в колокольне, это потому, что она ближе к дороге и вам будет удобнее их оттуда забирать. Стоит ли, старина, устраивать суету из-за простого знака соседской любезности?»
«Боюсь, что я отплатил ему черной неблагодарностью, – Себастьян задумчиво потер свой кулак. – Но как быть с тридцатифунтовыми пушками? Конечно, я бы от них не отказался, но их не было в королевском приказе».
«Любезность и великодушие. – объяснил сэр Джон. – Несомненно, эти две пушки Джон добавил как дар, – из преданности королю и любви к вам. Ясно как день! Эх вы, Фома неверующий!»
«Теперь, кажись, ясно, – молвил Себастьян. – Ох, сэр Джон, сэр Джон, почему вы не моряк? Вы же зря пропадаете на берегу». – И он поглядел на старика с нежностью и любовью.