А его сына, Андрея Юрьевича, уже в том же году провозгласили князем Суздальским, Ростовским и Владимирским. Учтя печальный опыт отца, Андрей перевел столицу своего княжества во Владимир, чтобы иметь как можно меньше дел с боярами. К сожалению, это не помогло, потому что от смерти не спрятаться, Андрея Боголюбского через много лет убили близкие люди, хорониться от которых ему не приходило в голову.
Следующим князем теперь уже Владимиро-Суздальского княжества стал сын ненавистной Андрею мачехи-византийки, Михаил, а после него – Всеволод Большое Гнездо.
Но это уже была история Владимиро-Суздальской земли.
КНЯЗЬЯ, УПОМИНАВШИЕСЯ В КНИГЕ [1]
Сыновья ЯРОСЛАВА МУДРОГО:
Владимир
Изяслав
Святослав
Всеволод
Игорь
Вячеслав
Сыновья СВЯТОСЛАВА ЯРОСЛАВИЧА
(внуки Ярослава Мудрого):
Глеб
Роман
Давыд (Давыдовичи)
Олег «Гориславич» (Ольговичи)
Ярослав
Сыновья ВСЕВОЛОДА ЯРОСЛАВИЧА
(внуки Ярослава Мудрого):
Владимир Мономах – отец Юрия Долгорукого
Ростислав
Сыновья ОЛЕГА «ГОРИСЛАВИЧА» – ОЛЬГОВИЧИ
(правнуки Ярослава Мудрого):
Всеволод (Ольгович) – выгнал из Киева Вячеслава Мономашича
Игорь – был зверски убит в Киеве, уже будучи иноком
Святослав Ольгович – приезжал «в град Москов»
Глеб
Иван
Сыновья ВЛАДИМИРА МОНОМАХА – МОНОМАШИЧИ (правнуки Ярослава Мудрого):
Мстислав (Мстиславичи)
Изяслав
Святослав
Ярополк – после него правил Всеволод Ольгович
Вячеслав – несколько раз выгоняли из Киева
Юрий Долгорукий
Роман
Андрей Переяславльский
Сыновья МСТИСЛАВА ВЛАДИМИРОВИЧА – МСТИСЛАВИЧИ:
Всеволод (Новгородский) – был разбит на Ждане-горе
Изяслав Мстиславич – главный соперник Долгорукого
Ростислав (Смоленский)
Святополк
Владимир
Сыновья ЮРИЯ ДОЛГОРУКОГО
Ростислав
Иван
Андрей Боголюбский – разорил Киев в 1169 году
Борис
Глеб
Ярослав
Мстислав
Василий
Михаил
Всеволод Большое Гнездо
Лествица, лествичное право – сложившийся обычай передачи власти старшему в роду. Власть переходила старшему в своем поколении, то есть сначала правили все братья по старшинству, и только потом князем становился старший сын старшего из братьев, за ним старший сын следующего брата и так далее. Таким образом, правили по очереди дяди и только потом – племянники, даже если бывали старше своих дядей или попросту разумней их.
Лествица была возможна, когда детей у князя было немного, но при большом потомстве лествичная очередь так увеличивалась, что Владимир Мономах, например, стал князем только в шестьдесят, да и то только в обход той же лествицы, опередив Олега Святославича (Гориславича), что потом дало возможность сыну Олега Всеволоду попросту выгнать из Киева сына самого Мономаха, Вячеслава.
Мономах попытался отменить это право, назвав наследником своего сына, Мстислава, а не брата. Против Мстислава никто не возражал. Но самому Мстиславу пришлось оставлять Киев брату Ярополку, передать власть старшему сыну, Изяславу Мстиславичу, не удалось, помешал Юрий Долгорукий.
Юрий, напротив, стремился соблюсти лествичное право и против княжения Всеволода Ольговича не возражал, тот был старшим сыном старшего из братьев.
Возможно, именно лествица сыграла свою отрицательную роль и сильно способствовала развалу Руси на отдельные княжества. Когда Русь снова собралась под рукой Москвы, власть передавалась уже от отца к сыну безо всяких дядей и племянников.
Великий князь Владимирский Юрий Всеволодович опалился на Василька за дерзкие речи, бранил брехом да погнал из стольного града в глухую пустошь.
Иной раз с удивлением вопрошал себя Василько: не приснилось ли ему веселое и удалое житие во городе, да во Владимире? Впрямь ли он пировал в сенях великокняжеского терема, тешился зеленым вином, обнимал разбитных и крашеных девок? Впрямь ли он врывался на верном коне в стан неприятеля, топтал в землю супротивников, а затем, истомившийся и израненный, со смущением внимал похвалу соратников? Впрямь ли иные славные мужи почитали за честь видеть его своим зятем, и мечта затмить славу Александра Поповича не казалась призрачной?
Но капризная память, выплескивая на мгновения те пресветлые денечки, пеняла ему за то, что по младости и скудоумию он так и не взял от светлой жизни ни окованных ларей с серебристыми мехами, ни злата-серебра, ни челяди многочисленной, ни тучных сел, ни жены высокородной.
И вот его удел изгойский: мир сузился до захудалого сельца на задворках Залесья, в лесах вятических, дремучих.
Василько, накинув на плечи кожух, вышел на сени. Отсюда, с господского холма, далеко простирался окоем. Он с первых дней своего заточения только и находил отраду в созерцании полегших перед ним лесов.
Здесь Русь не шла покойным мерным шагом, как на плоском Ополье, но озорно танцевала с холма на холм. Холмы те лесом поросли, и обложил тот лес плюгавое селишко Василька кругом, и манил тот лес в свои темные застывшие глубины, звал попытать силушку, поискать прямоезжую дороженьку в земли незнаемые, вольные и дивно украшенные. А еще меж холмов вдруг блеснет речная гладь, заискрится под ясным солнышком, укажет чистый путь к Владимиру. Только не поплывет Василько во Владимир, встретит его стольный град бесчестием и злобой, не будет он искать дороженьки прямоезжей, ибо сложит на той дороженьке буйную голову.
Все, сотворенное здесь человеком, казалось Васильку худым и нелепым. Неказисты были избы крестьян, подпертая столпом церквушка, плох был и тын, опоясывавший подворье Василька. Не перенесет тын лютую игру метелей и упрямую тяжесть сугробов – завалится и откроет всему честному миру скудность Василька.
Село досталось Васильку не от княжеских щедрот. Он выменял его у боярина, тучного и похотливого. О той мене много было пересудов в стольном граде. Где это видано, где это слыхано, чтобы за село красное с починками и деревеньками, чистыми водами, пожнями и пашнями давали рабу – девку вертлявую, злообразную, злоязычную? Но боярин и Василько охотно ударили по рукам.