Поначалу вечер складывался просто отлично. Юрик напился, орал песни, и бабка с ним ругалась. Я объяснила ей, почему соседом Сашкой остро интересовалась милиция, и заверила, что он ни в чем не повинен. Юрасик угомонился, бабка пошла спать, а я, приняв ванну, решила лечь пораньше, и тут раздался телефонный звонок.

— Василиса, — позвала Груня, — ты дома?

— Дома, — сказала я, отметив в голосе подруги нотки беспокойства, и тоже забеспокоилась.

— Поговорить надо. Можно мы приедем?

— Конечно, — согласилась я и стала ждать.

Через десять минут опять позвонили, на этот раз в дверь, и вскоре в моей комнате собралась вся компания, то есть я, Груня, Витек, Ряха и, конечно, Пафнутий, который сразу устроился на моей постели. Витька выглядел озабоченным, даже недовольным, а еще чувствовалась в нем какая-то маета.

— Василиса, — начал он торжественно, — дела наши хреновые. Хотя, с одной стороны, они вроде даже ничего, зато с другой…

— Да говори ты толком, — не выдержала Груня.

— А я что делаю? — обиделся Витька. — Короче, так. С ментами заморочек не будет, я имею в виду пальбу в моей квартире. Нас там не было, и кто там кого перемочил, меня не колышет. Мы вообще были совершенно в другом месте, и тому есть свидетели. Самсон твердо обещал. Это хорошая новость.

— Но ты в ментовке все равно не болтай, — влез Ряха.

— Не буду, — кивнула я и потребовала:

— Давай плохую, не тяни за душу.

— А плохая новость… — Витька сел рядом и даже взял меня за руку, вздохнул и, собравшись с силами, продолжил:

— Короче, сидим мы у Самсона, и вдруг является один тип, а с ним — как думаешь, кто?

— Ничего я не думаю, — отмахнулась я.

— А зря. Явился к нему Сверчок. Помнишь гада, что к твоему бате за картиной приходил?

— Помню, — кивнула я, — это джинсовый. — Как не помнить, мое сердце при упоминании о картине болезненно сжалось. Не стоило папуле болтать о ней направо-налево.

— Вот-вот, — глядя на меня с сочувствием, сказал Витька. — Теперь прикинь, что выходит. Вроде как мы с Ряхой картину толкнуть решили и деньги положить себе в карман, с Самсоном не делясь. Соображаешь?

— Нет. Самсон-то тут при чем?

— У нас так не принято, — подал голос Ряха и вздохнул:

— Этика…

— Точно, — кивнул Витек. — В общем, дрянь дело. Расклад такой: либо папа картину продает, у Сверчка и покупатель есть, бешеные бабки выкладывает, папа твой получает деньги, а Самсон свой процент, либо… либо родитель картины все равно лишится, но у нас будут большие проблемы.

— Но почему?

— Да потому. Долго объяснять. Ты вникни: выходит, мы с Ряхой решили Самсона кинуть, прикрывались его честным именем, а картину…

— Картину не продашь, — перебила я Витьку. — Никто за нее бабок не даст.

— Это почему? — насторожился он.

— Потому что Филонова папуля сам нарисовал и она ничего не стоит.

Ряха с Витькой заметно побледнели и сидели, приоткрыв рот

— Как же так… — не выдержал Ряха.

— Так же, — добавила я в голос суровости.

— Чего ж тогда ее свистнуть хотели?

— Хотели, потому что папа всем твердит, что это Филонов. Тот вправду денег стоит, может, и больших, а наш не стоит ничего. Так своему Самсону и скажи.

— Не поверит, — покачал головой Ряха.

— Выходит, батя твой просто пошутил? — с отчаянием спросил Витька.

— Нет, — подумав, ответила я правду, потому что о Филонове папа всегда говорил серьезно. — Но это ничего не значит. Картину папа нарисовал.

— Слушай, Василиса, может, папуля лучше знает, что к чему? Такой человек зря болтать не станет.

— Может быть, но Филонов не настоящий, и если мы покупателю туфту подсунем, твой Самсон вряд ли обрадуется.

— Вот что, — заявил Витек, — поехали к папе. Без него это дело мы все равно не провернем. Если Филонов липовый, значит, спросим батю, чего нам дальше делать, ему из астрала видно лучше.

Что там папе видно из астрала, это еще вопрос, но без папы взять Филонова я все равно не смогу, значит, ехать к нему придется.

Ребята прибыли ко мне на Витькином джипе. Только мы в него загрузились, как Витек сказал Ряхе:

— Про водку забыли Беги в гастроном за «Абсолютом», чтоб папа лучше астрал обозревал.

Ряха сбегал, и мы наконец тронулись с места.

Сказать по правде, я здорово нервничала, не из-за Филонова и даже не из-за папули, а из-за Сашки-соседа. Он как раз подъехал к дому на своих «Жигулях» вместе с блондинкой. А еще говорил, что не бабник, что с рыжей покончено. Не успела рыжая исчезнуть, как сразу эта появилась. Сашка из машины выходить не спешил, ясное дело, за мной наблюдает. В общем, получалось, что ему обо мне хорошо думать тоже не приходится, я то с одним парнем, то с другим, то с третьим, и один другого краше.

Из состояния крайней задумчивости меня вывела Груня.

— Не расстраивайся, — сказала она, — как-нибудь выкрутимся. Главное, не падать духом.

— Это точно, — кивнула я.

* * *

В дворницкой, несмотря на позднее время, дверь была гостеприимно распахнута настежь. Тусклый свет одинокой лампочки над столом выхватывал из темноты знакомую картину: Михалыч спал, уронив голову на стол, а папа лежал на нарах в углу. Рядом с ним пристроилась гражданка в цветастом платье, которая тоже вроде спала, но время от времени икала, деликатно прикрывая рот рукой. Гражданка мне не понравилась. То есть она вряд ли бы понравилась Земфире, а я всегда стою за святость семейных уз. Я легонько ее отодвинула и сразу успокоилась, потому что в ответ на мои действия гражданочка громко захрапела.

Ряха открыл бутылку, стал наливать водку в стакан. Михалыч сразу оживился, а папа протянул руку. На этот раз папулина сноровка никого не удивила. Ряха подал ему стакан, и папа выпил, но возвратиться на грешную землю не пожелал.

— Пап, — позвала я, — это Василиса. Дело у нас, пап. Отвлекись ненадолго.

— Говори, — тихо сказал папуля, а я кивнула Витьке: