Лорд Артур накинул через голову парадное одеяние и, пока супруга, уже нарядившаяся для похода в церковь, зашнуровывала ему манжеты, рассказал:
— Когда ты познакомишься с ним поближе, то поймешь, что он славный парень. А главное — он безмерно любит нашу Джоанну. Уже одно это стоит того, чтобы мы приняли его как должно.
Во время вечерней рождественской мессы баронесса то и дело поглядывала на супруга Джоанны и неожиданно прониклась к нему симпатией — он так искренне молился, а когда в полночь с амвона провозгласили: «Родился божественный младенец!» — его глаза даже заискрились слезой. Да и после службы, во время праздничного ужина и обмена подарками, Мартин уже не казался ей таким букой. Похоже, ему понравилось, как отмечали Рождество в Гронвуде. Он улыбался, наблюдая за пришедшими местными жителями, которые распевали у порога рождественские гимны; с удовольствием осматривал украшенный омелой и зеленым остролистом большой зал Гронвуда; даже присоединился к остальным членам семьи, когда все они под хохот и шутки прислуги запихивали в камин и поджигали святочное полено. Мартину пояснили: по традиции считается, что чем оно больше и чем дольше будет гореть, тем удачнее пройдет год до следующего Рождества. А потом было богатое застолье, горело множество свечей, звучала музыка, между столов бегали развеселившиеся дети. Маленькая Хильда, проспавшая почти всю рождественскую службу на руках отца, теперь с радостным визгом семенила за своими более старшими кузенами и кузинами. И уже не говорила деду, что ей не нравится в Англии, где украли солнце. А потом лорд Артур и его любимица Джоанна пели в унисон старинные баллады, и барон, расчувствовавшись, сказал, что уже давно не получал такого удовольствия от исполнения. Когда же начались танцы, лорд Артур сразу же повел младшую дочь в первой паре, а суровый Мартин, к удивлению леди де Шампер, подошел к ней и низко склонился, приглашая тещу на танец. И когда он улыбнулся ей своей чуть кривоватой улыбкой, леди Милдрэд нашла его еще более привлекательным.
В какой-то миг, наблюдая за сходившимися и расходившимися в шеренге танцующими парами, баронесса обратила внимание на одеяние Джоанны — нарядное платье из алой сверкающей парчи было более широкого и прямого кроя, чем принятые в Англии шнурованные блио, — явно дань моде близкой от Кипра Византии. А может… У леди Милдрэд расширились глаза, когда она заметила, что при выполнении очередного па под парчовым нарядом ее дочери явственно проступил округлый животик.
Рука баронессы чуть дрогнула в ладони зятя, она сжала его пальцы и увлекла в нишу окна, где жестом велела сесть подле себя.
— Сэр Мартин, как вы могли взять в столь опасную поездку супругу, когда она в положении?
Тон баронессы был строг, однако, глядя на танцующую Джоанну, Мартин лишь улыбался.
— Ваша дочь — хитрая лисичка, мадам. Когда король Гвидо поручил мне охранять отправленные с Кипра деньги на выкуп Ричарда Плантагенета, Джоанна сразу же заявила, что поедет со мной, причем ни словом не обмолвилась, что ждет ребенка. Тогда еще ничего не было заметно, не догадывался я ни о чем и когда нам пришлось сделать крюк, чтобы побывать при дворе графа Раймунда Тулузского. Там как раз гостила сестра короля Ричарда Иоанна, которая приняла Джоанну с распростертыми объятиями и не желала отпускать… И только там я узнал, что жена собирается подарить мне еще одного ребенка. Что я мог? Отправить супругу обратно на Кипр морем? Оставить ее в Тулузе при Иоанне Плантагенет? Но ведь Джоанна так жаждала посетить милую ее сердцу Англию и увидеть родных! И я решил продолжить путь, но постараться, чтобы Джоанна путешествовала со всем мыслимым комфортом. Сейчас она на шестом месяце, и я думаю, что мы останемся в Англии, пока ей не придет срок разродиться. Думаю, вы не будете против, если мы погостим у вас столько времени?
Будет ли против мать, чтобы ее дитя оставалось подле нее? Да баронесса была готова расцеловать этого сдержанного красавца! Правда, как женщина практичная, она сразу спросила, не скажется ли столь долгое отсутствие на карьере самого Мартина? Ведь он занимает при дворе кипрского короля весьма важный пост. Но зять ее успокоил: он обговорил все с Гвидо де Лузиньяном при отъезде, и тот в курсе, что его посланец намеревается заехать в Англию. К тому же Мартин оставил вместо себя довольно опытного человека — бывшего рыцаря ордена Храма Ласло Фаркаша. В схватке с сарацинами этот тамплиер лишился руки, поэтому его, как потерявшего возможность сражаться на поле боя, собирались отправить в одну из комтурий ордена в Европе, где бы он доживал свой век, обучая новых паладинов. Однако Мартин, при посредничестве короля Гвидо, добился для Ласло позволения снять орденский плащ и служить на Кипре под начальством сеньора Фамагуста. Так что, если не случится ничего непредвиденного, Мартину позволительно на какое-то время задержаться в пути.
— А если все же случится? — взволнованно спросила баронесса.
Мартин поднял на нее свои мерцающие голубые глаза.
— Все мы под Богом ходим, миледи. Но сейчас Кипру ничего не угрожает. Король Гвидо провел весьма разумные преобразования, за очень короткий срок превратив остров из отсталого захолустья в процветающую державу. Его правлением удовлетворены как его католические подданные, так и киприоты, продолжающие почитать константинопольского патриарха. Даже со стороны Леванта королевству Гвидо ничего не угрожает, потому что в Святой земле сейчас идет борьба между наследниками Салах ад-Дина и им не до войн с христианами. Кстати, король Генрих Шампанский ныне настолько прочно сидит на престоле, что даже осмелился побывать во владениях Старца Горы у ассасинов. Причем был принят с почетом.
— О, эти безбожники ассасины! — всплеснула руками леди Милдрэд. — Король Генрих, видимо, очень отважный человек, если решился на подобную поездку.
— И очень мудрый, — заметил Мартин. — Он не решался посетить ассасинов, пока ими руководил опасный Рашид ад-Дин Синан, но его преемник уже не так решителен и зол на весь мир, к тому же нуждается в союзе с крестоносцами, ибо войны, какие ведут между собой потомки Саладина, могут затронуть и ассасинов. Так что поездка Генриха в Масиаф была, по сути, безопасной.
Леди Милдрэд с уважением посмотрела на своего зятя.
— Вы так хорошо разбираетесь в том, что происходит в далекой от нас Палестине! Я хотела бы, чтобы вы рассказали об этом со всеми подробностями.
— Непременно, миледи. — И Мартин поцеловал ее руку. Его глаза вдруг показались ей очень грустными. — Нам обязательно надо с вами поговорить. Ибо нам с Джоанной есть что вам сообщить.
И, заставив баронессу гадать, о чем же хотят поведать ей дочка и зять, Мартин удалился, чтобы отнести в покои заснувшую на руках у няньки Годит Хильду. Похоже, он души не чаял в своей маленькой дочери.
На другой день, когда мужчины отбыли на охоту, Годит с важностью рассказывала собравшимся на кухне слугам о своей жизни на Кипре:
— Вы даже не можете представить, в какой роскоши мы там живем! Имение леди и лорда Фамагуста находится неподалеку от приморской крепости с этим же названием, его окружают кипарисы и хвойные заросли, а по белым колоннам внутреннего двора вьются нежнейшие розовые цветы. А наш фонтан перед въездом! А дивные пальмы перед воротами! А удивительно синее море, которое видно, если подняться на верхнюю галерею дома! Даже зимой я не ношу меховую накидку, настолько там ясно и тепло. Не то что тут, — фыркнула она. — Немудрено, что малышка Хильда дивится, кто мог украсть в Англии солнце. О, я уже скучаю по своей комнате в угловой башенке и ни за что не останусь в Гронвуде. В отличие от упрямца Дрого, — добавила камеристка, поджав губы.