— С Бьянкой что-то случилось? — не удержавшись, с любопытством спросила Франческа.
— Ты хорошо меня поняла? — тихо повторила Орианна.
— Да, мама, — последовал неохотный ответ.
— Пойдем, провожу в детскую. — Взяв девочку за руку, синьора повела ее туда, где и надлежало оставаться десятилетней барышне. Предупредила трех нянек, чтобы не спускали глаз, и особенно строго поговорила с горничной Франчески.
— Если увижу ее в коридоре, ты тоже получишь изрядную порку, — пообещала служанке, которая души не чаяла в своей подопечной.
— Хорошо, синьора, — ответила та. — Постараюсь проследить. Но порою дитя проявляет редкую настойчивость.
— Как только почувствуешь, что готова сдаться, сразу представляй на своей пышной заднице след от плетки, — с легкой улыбкой посоветовала госпожа.
— Да, синьора!
— Вот и отлично. Важно, чтобы все слуги хранили молчание, — напомнила она напоследок, вышла из детской и направилась в собственные покои, где Фабиа уже поджидала в полной готовности.
Завидев госпожу, она тут же предложила на выбор три платья.
— В черном буду выглядеть бледной и слабой, — задумчиво заметила Орианна. — Красное слишком ярко для такого случая. Синее подошло бы в самый раз, но оно чересчур изысканно украшено. Найди что-нибудь простое и элегантное — в меру, чтобы посетитель не подумал, что своим визитом оказывает мне честь.
— Есть бархатное коричневое платье. Очень простое. К тому же с черной вышивкой на груди. В нем вы выглядите особенно строгой и даже немного старше, чем на самом деле. А если надеть золотое распятие, которое в прошлом году вам батюшка подарил на день рождения, то образ получится впечатляющим.
— Да, пожалуй, ты права, — согласилась Орианна.
Фабиа одела госпожу и собрала волосы в скромный пучок на затылке. Помогла застегнуть на шее цепочку с распятием, на шаг отступила, посмотрела и одобрительно кивнула.
— Безупречно, синьора.
В дверь коротко постучали, и в комнату вошел синьор Пьетро д’Анджело. Он был одет еще более сдержанно, чем супруга, — во все черное. Осмотрев Орианну с головы до ног, едва заметно улыбнулся: наряд ему понравился.
— Пойдем, дорогая. — Джованни почтительно подал руку. — Он уже здесь, ждет в библиотеке.
Орианна положила ладонь на рукав мужа, и они отправились на встречу с Себастиано Ровере.
Как только тесть с тещей вошли в комнату, Ровере понял, что оба готовы к битве. «Что ж, — подумал он, — закон на моей стороне. Уже к полудню девчонка вернется на место и сразу получит заслуженное наказание, чтобы впредь и не думала нарушать супружеский долг. Ну а потом можно будет насладиться ее прелестями и передать ослу, чтобы тот не скучал. Нудара в восторге: говорит, что животное ничем не уступает мужчине».
Он окинул чету Пьетро д’Анджело злым взглядом.
— Где моя жена?
— Не имею ни малейшего понятия, — спокойно ответил торговец шелком.
Ровере побагровел от ярости.
— Сомневаюсь, что ваша лицемерная жена может сказать о себе то же самое. — Он посмотрел на Орианну. — Где ты ее спрятала, венецианская ведьма?
— В надежном месте, — последовал уверенный ответ. — Там, где вы не сможете больше истязать девочку своими зверскими извращениями и жестокостью.
— За мной стоит закон, — процедил адвокат сквозь стиснутые зубы.
— В таком случае используйте право для достижения цели. Только учтите, что тогда Церковь узнает о вашей богомерзкой порочности и нестерпимой безнравственности; о том, что вы сделали с невинным ребенком уже во время брачной ночи. Сомневаюсь, что найдется на свете такой закон, который сможет защитить ваши действия, когда вы приказали своему младшему сыну насиловать девочку, как будто случали двух животных, — предупредила госпожа Пьетро д’Анджело.
— О, только не надо пугать меня церковной карой, синьора, — ядовито усмехнулся злодей. — Стоит ли напоминать, что кардинал Ровере — мой родственник? В разговоре с ним я буду отрицать все, что наговорила ваша дочь. Церковь никогда не поверит лживым измышлениям истеричной особы, особенно если оговор направлен на столь достойного человека, каким являюсь я. Давно известно, что женщины постоянно лгут.
— Если слово мужчины священно, то почему же вы позволили старшему сыну избавиться от тела умершей куртизанки, вместо того чтобы просто оставить несчастную в постели? Если сын сказал вам правду и бедная женщина испустила дух от естественной слабости, на теле не осталось бы никаких свидетельств насилия. Когда Стефано и Марко пришли к вам с повинной, вы приняли историю так близко к сердцу, будто она касалась вас лично. Неужели подобное поведение достойно уважаемого юриста?
— Вы всегда позволяете жене говорить вместо себя, Пьетро д’Анджело? — презрительно осведомился Ровере. Несносная сука оказалась слишком умной.
Торговец шелком испытывал к зятю чувство, близкое к жалости. Кто-кто, а уж он-то прекрасно знал, что если бы общественные устои не ограничили возможности женщины ролью хозяйки дома и матери, Орианна справилась бы с управлением одновременно и Венецией, и Флоренцией.
— Я человек немногословный, Ровере, — сухо ответил он. — А вот жена мыслит интересно.
— Вы должны аннулировать брак с Бьянкой, — потребовала Орианна.
— На каком основании? — возмущенно воскликнул адвокат. — Все это время ваша дочь жила в моем доме и пользовалась всеми возможными благами. Обвинить меня вы не сможете! Да, я известен и страстностью натуры, и мужской силой. Во всей Флоренции не найдется ни одной куртизанки, способной оспорить это утверждение. — Он самодовольно ухмыльнулся.
— Разве весь город посвящен в тайны вашей спальни? — не сдавалась Орианна. — Ничто не мешает заявить, что девочка отказала вам в супружеской близости, что не могла подарить детей. Церковь сочтет аргументы достаточно вескими, а наши щедрые дары откроют все двери. На вас не падет ни тени позора, синьор. Вы не любите Бьянку, а она-то уж точно не питает к вам нежных чувств. Получили от девочки все, что хотели, а теперь отпустите на свободу.
— Но она снова выйдет замуж, родит детей, и ложь сразу раскроется, — возразил Ровере. — Вот тогда-то люди начнут говорить, и я окажусь в ложном положении.
— Вы навсегда испортили мою дочь; вряд ли она сможет выйти замуж — конечно, если не обретет невероятную любовь. В любом случае произойдет это не во Флоренции. Как только вы аннулируете брак, я отвезу девочку к одной из своих сестер, подальше от этого грязного безнравственного города и его ужасных обычаев.
— Вы рассчитали каждый шаг, синьора, но забыли об одном: Бьянка принадлежит мне. Я никогда ее не отпущу. Хотите вы того или нет, придется вернуть беглянку в мой дом, где ей предстоит прожить до самой смерти, — прорычал Ровере.