Люк, похоже, вовсе не услышал ее ответа. Он сосредоточенно подбадривал лошадей, стараясь преодолеть кочки и повороты дороги.
Эмма обрадовалась. Хорошо, что он ее не услышал, не нужна ей жалость лорда Люка Хокинза. Она всего лишь хочет, чтобы он помог ей отыскать Роджера Мортона, чтобы она смогла вернуть деньги, вылечить отца и выдать Джейн замуж за честного и порядочного джентльмена.
Она взглянула на Люка. Тот, нахмурившись, смотрел вперед.
– Что-то случилось? – спросила Эмма.
Он долго молчал, все еще глядя прямо перед собой, затем произнес:
– Мне кажется, одна из лошадей хромает.
Эмма всмотрелась в лошадей.
– Которая?
– Серая.
Она взглянула на серую кобылу.
– Не вижу.
Люк остановил лошадей.
– Я проверю. Подождите здесь. – И сунул ей в руки вожжи.
Эмма удерживала лошадей, все еще сидя с пледом на плечах, а Люк выпрыгнул из двуколки и пошел осмотреть лошадей. Он провел рукой по грязно-белой шкуре, пытаясь нащупать раны, затем уговорил кобылу по очереди поднять ноги и тщательно осмотрел копыта. Наконец он вернулся в двуколку.
Эмма все еще глядела на серую.
– Нашли что-нибудь?
– Нет. Похоже, с ней все в полном порядке. Должно быть, мне показалось.
– Ну что ж, будем за ней присматривать, – сказала она.
– Да.
Люк пустил лошадей рысью, делая вид, что замедлил ход специально ради серой. Он соврал – серая вовсе не хромала.
Он понял, что ему необходимо на несколько минут остановить экипаж и отойти подальше от Эммы. А причина в том, что уровень его бешенства был несоизмерим с происходящим.
Люк почти не знал Эмму, но он настолько проникся ненавистью к Генри Кертису, что готов был разнести в клочья его сгнившие останки. Он крепче вцепился в вожжи и старался дышать медленно и глубоко, чтобы хоть как-то унять кипящую ярость.
Этот человек заставил Эмму страдать. Она сидела рядом с Люком, чертовски замерзнув, потому что не могла позволить себе покупку приличного пальто, и куталась в жалкий плед. Она выглядела такой ранимой и одинокой.
Он видывал горюющих женщин раньше. Женщин, настолько охваченных скорбью и печалью, что буквально излучали их. Но в жизни он не чувствовал ничего подобного по отношению к ним. По большей части он и вовсе старался их игнорировать, хотя болезненно остро ощущал собственный эгоизм. Но сейчас он больше всего на свете хотел, чтобы у Эммы все наладилось. Хотел помочь ей, но понятия не имел как.
Единственный способ ей помочь – просто продолжать делать то, что он делает. Найти Мортона, отговорить ее от дурацкой идеи убить его и добиться, чтобы мерзавца повесили за преступления против их семей.
И все-таки это не обеспечит ей физический комфорт. Не поможет почувствовать себя любимой. Не заставит поверить в собственную истинную красоту и силу. А Люку хотелось, чтобы она все это чувствовала. Хотелось сделать так, чтобы она ощутила себя самой прелестной и обожаемой женщиной на свете.
Вот только он не мог понять, откуда, черт побери, взялись все эти мысли?
Боже милосердный!
Люк заметил, что его дыхание клубится в воздухе облачками пара. Становилось все холоднее. Эмма права – если они в такой мороз останутся на улице, то заболеют и умрут.
Уж она-то точно, в такой одежде.
Значит, первым делом нужно купить ей пальто.
– Думаю, мы почти добрались, – сказала Эмма, когда они проехали будку смотрителя.
– Отлично! – рявкнул Люк в ответ и с запозданием сообразил, что голос его звучит весьма сердито. Он сделал глубокий вдох и продолжил мягче: – Я проголодался.
– Мне следовало догадаться и попросить упаковать нам с собой немного еды, – отозвалась она.
– Нет, не следовало. Мы пообедаем в гостинице «Кембридж» в привычное время.
– Завтра я что-нибудь обязательно возьму.
– Как хотите. – Уголок его рта приподнялся. – Но в любом случае вы вовсе не обязаны думать о том, как меня накормить.
Эмма выдохнула облачко пара, обволокшее локон, выбившийся из-под шляпки и повисший вдоль ее щеки. Люк крепче сжал правой рукой вожжи, борясь с внезапным желанием заправить эту мягкую прядку волос ей за ухо.
– Вы управляете лошадьми, – заметила она. – И раз уж вы взяли на себя ответственность за это, я подумала, мне следует позаботиться о том, чтобы наши желудки не оставались пустыми. Вам так не кажется?
– Пусть будет так, если вы этого хотите. Но все-таки я умудрялся как-то выживать все эти годы без того, чтобы кто-то считал себя обязанным меня кормить.
Она склонила голову набок.
– Вы живете один? Не с семьей?
– Один, в Лондоне. У меня там дом. И никаких загородных имений – увы, все они достались моим братьям.
– Значит, вы не часто бываете в обществе герцога?
– Время от времени. Когда в период умеренности во всем я чувствую себя осененным излишней терпимостью, я отправляюсь с визитом к моей семье в Айронвуд-Парк. Не могу сказать, что езжу туда специально ради встречи с Трентом, скорее с сестрой и матерью. Иногда встречаюсь с кем-нибудь из троих братьев.
– Айронвуд-Парк – резиденция вашего брата, верно? Вы провели там детство?
– Да, это его загородная резиденция. Мы все шестеро провели там детство.
– Вам там нравится?
Люк пожал плечами.
– В некотором роде. Но я не могу находиться там долго. Это огромный особняк с обширными землями, но я всегда чувствовал себя там как в тюрьме.
– Разве вы не наследник брата? Однажды Айронвуд-Парк может стать вашим.
Люк хохотнул:
– Очень сомневаюсь. Моя невестка уже ждет ребенка. Предсказываю, что она родит Тренту дюжину здоровых сыновей.
– То, что вы можете утратить положение наследника, вас расстраивает?
– Черт! Нет! – Он с подозрением посмотрел на нее. – Это что, расстраивает вас, Эмма?
Неужели она поэтому так заинтересована в нем? Пытается пристроиться к нему, надеясь в будущем стать герцогиней? Женщины и раньше пытались играть с ним в подобные игры. Самый гадкий вид обмана, и если он это обнаруживал, то реагировал совсем не по-доброму.
Эмма нахмурилась.
– С какой стати это должно для меня что-то значить?
– А вы подумайте, – предложил он.
Она наморщила лоб, глядя на него, затем в ужасе распахнула глаза.
– Если вы считаете, что я строю на ваш счет планы, что у меня есть кошмарное намерение стать следующей герцогиней Трент, значит, вы меня совсем не знаете!