Она поверить не могла, что сейчас эти самые глаза разглядывают ее. Она грезила об этом так долго, все ждала, когда же, наконец, лихой красавец граф Синклер заметит ее, по-настоящему разглядит и поймет, что они предназначены друг другу самим Провидением…
Глупая это была мечта, и девушка об этом знала — но все равно мечтала об этом всякий раз, когда его видела. Было в нем нечто, отчего ноги ее подкашивались, а сердце ускоряло бег. И дело было не в его изрядном росте и широченных плечах — хотя все прочие кавалеры рядом с ним смотрелись карликами. И даже не в том, что он был на редкость хорош собой — линии высокого лба, мощного подбородка и скул были словно у греческой статуи. И даже не в том, что солнце подарило его волосам свое щедрое золото, которое смешивалось в его густой шевелюре с более темным, каштановым тоном…
Если и было в его наружности что-то несовершенное, так это еле заметно искривленная спинка носа — вернее всего, следствие мальчишеских забав. Или это случилось позднее, при занятиях каким-то спортом? Она знала лишь, что это прибавляет некоего пьянящего очарования его и без того великолепной внешности…
Как бы там ни было, лорд Синклер был воплощенной женской мечтой — здесь Роуз всецело соглашалась с мнением большинства, — и девушка исполнена была решимости сполна использовать драгоценные минуты, покуда его внимание сосредоточено на ней. На ней одной.
Улыбка Сина готова уже была исчезнуть, и сердце девушки болезненно сжалось: она поняла, с нарастающим ужасом, что не ответила на его вопрос, что же именно привело ее на этот бал… Я не могу позволить ему заскучать, иначе он уйдет, и мой единственный шанс будет упущен. Но что может заинтересовать его? Она знала, что он обожает лошадей, и искрометные пари, и бокс. Ну, и виски тоже, и омара в сливочном соусе… Знала еще, что он носит преимущественно синие жилеты — стало быть, это его излюбленный цвет…
Она знала также, что он великолепно вальсирует, но никогда не танцует народных танцев, и приглашает на танец женщин исключительно замужних или же тех, кто много старше нее… Знала она и то, что всякий раз, стоит ему показаться, ее шестнадцатилетнее сердечко начинает колотиться, словно запертая в клетку птичка…
Вот так оно колотилось и теперь, но Роуз не могла позволить Сину заметить, насколько она взволнована. Лорд Син обычно беседует исключительно со зрелыми женщинами, притом с очень светскими. Такие женщины обыкновенно исполнены величавости и сознания собственных достоинств, пробуждающих зависть прочих дам и восхищение мужчин, подобных Сину…
И Роуз вдруг мучительно захотелось стать именно такой женщиной! Рукой, продолжающей сжимать пустой бокал, она обвела комнату и произнесла, силясь изобразить крайнюю степень пренебрежения:
— Вечер необычайно скучен! — Она взглянула на Сина. — По крайней мере, был… до этой минуты.
Ее самоуверенность, вдохновленная шампанским, сконфузила ее самое — однако, похоже, восхитила ее собеседника. Глаза его сузились, он придвинулся ближе к девушке — настолько близко, что коснулся грудью ее плеча, отчего все тело Роуз охватил странный жар. Она вдруг осознала, насколько крепко сжимает хрупкий бокал — странно, что он еще не треснул. Она слегка ослабила хватку, более всего на свете желая зашвырнуть куда-нибудь постылый бокал, а заодно и все условности, и обвить руками шею своего кавалера — что, вне сомнений, отчасти объяснялось выпитым шампанским.
— Как жаль, что мы с вами здесь, на балу… Мы могли бы найти занятия куда интереснее…
…Например, катание верхом в парке — ведь она любит лошадей не меньше, чем он! Или, если бы им удалось ускользнуть от бдительного ока тетушки, они могли бы погулять в садике, а, может, и поцеловаться там украдкой… Сердечко Роуз затрепетало.
— Занятия куда интереснее, мисс Бальфур? — Син улыбнулся, и в его глазах она заметила странный огонек. — Я бы тоже этого желал.
Девушка широко улыбнулась, не отводя взгляда, но чувствуя полную растерянность. Да, он легко запамятовал все их короткие встречи, однако она-то их помнит! Она помнит каждую его улыбку, помнит, как его солнечные волосы падают на лоб, как искрятся его глаза, когда он смеется… Она знает, хорошо знает, как звучат раскаты его глубокого голоса, от звука которого сердце трепещет, словно колибри…
— Мисс Бальфур, у вас кончилось шампанское. Принести вам еще?
— О нет, моя тё… — Роуз испуганно проглотила остаток фразы: светские дамы не отчитываются перед тетушками! — То есть да! С наслаждением выпью еще бокал!
Син осмотрел зал поверх ее головы.
— Куда запропастился лакей? Только что рядом слонялись целых двое!
Роуз не преминула воспользоваться возможностью рассмотреть его попристальней — она залюбовалась мощным подбородком, решительной патрицианской линией носа, тем, как чувственно изогнулись его губы — так, что ей захотелось…
Син устремил на нее глаза — и на мгновение взгляды их скрестились. Роуз попыталась скрыть смущение, пренебрежительно оглядев зал:
— Т-тут нынче многолюдно, не правда ли?
Син пожал плечами, и на лице его отобразилось легкое разочарование, которое для Роуз подобно было удару ножа.
— Но это же бал, — коротко отвечал он.
Роуз поняла: нельзя терять ни минуты. Будь оно всё проклято — если ему станет скучно со мной, он уйдет! Она огляделась, ища источника вдохновения.
— Я ненавижу такие вечера!
— Отчего же?
На этот вопрос она могла ответить честно:
— Оттого, что все барышни вплетают в волосы бесчисленные ленточки, завязывают дурацкие бантики, застегивают идиотские пуговички — так, что каждая напоминает треску, затянутую в корсет!
От звука его раскатистого смеха сердце Роуз запело.
— Треску???
Оттого, что ей удалось заставить его смеяться, девушка расцвела:
— А как вы развлекаетесь на званых вечерах, лорд Син?
От его улыбки не осталось и следа.
— Лорд Син? — изумленно повторил он.
Роуз заморгала:
— Так вас называют люди…
— Те, кто меня знает, возможно.
Роуз взглянула на него исподлобья, сквозь пелену ресниц — однажды она видела, как одна вдовушка так на него поглядела.
— Если вы не хотите, чтобы я звала вас «лорд Син», я не стану. Однако редкие слова так пленительны на слух… Син [1] — ах, как это легко срывается с языка!
У самой Роуз глаза едва не полезли на лоб от собственной безрассудной храбрости. Боже милосердный! Откуда я это взяла?
Откуда бы это ни взялось, ее собеседнику, похоже, понравились ее слова — его взгляд вдруг стал пристальным.
— Так грех доставляет вам наслаждение, мисс Бальфур?
— Но ведь грех так упоительно-сладок, — парировала девушка, все сильнее пьянея от собственной отваги. Она вспомнила вдруг строчку из церковной проповеди, которую они слушали с тетей Леттис в прошлое воскресенье: — Ведь все мы грешны, не в том, так в ином, не правда ли?