– Товарищи артисты, – весело крикнул Прохоров, с трудом отрываясь от захватывающего грандиозного зрелища, – а теперь ноги в руки и аллюр три креста! Этого концерта нам фрицы точно не простят! И цветочков не подарят! Бегом марш!!!
– Что делать будем, командир? – Дукин, не глядя на лейтенанта, вылил из сапог грязную воду, отжал портянки и с кряхтением обулся заново. – Эх, подсушиться бы у костерка хорошего! Сыро, не жарко и жрать прям до ужасти хочется. Попробовать лягушек наловить, что ли…
– Зато комаров нет, – мрачно усмехнулся Прохоров, расслабленно привалившийся к обросшему зеленоватым мхом стволику чахлой сосенки. – А черт знает, что теперь делать, дорогие мои. Кто ж мог знать, что такая невезуха на нас навалится… Как там Чапай в кино говорил? «Думать будем!»
– Думай не думай, а как-то уходить отсюда надо, – подал голос Ахатов. – Плохое место, гиблое. Если не фрицы перебьют, то запросто в трясине утонуть можем – вон тут сколько этого добра!
– В болото они не сунутся, а вот минами забросать могут запросто. Просто наугад швырять начнут, а мы по болоту не сможем шустро с места на место перебегать – рано или поздно накроют, – посматривая то на небо, то на часы, размышлял вслух Прохоров. Прислушался к отдаленному лаю собак и, сокрушенно кивая, вздохнул: – Да, не ожидал я, что они так быстро прочухаются и сообразят, что со складами случилось…
«Рус Иван, сдавайся! Вы окружены! Все, кто сдастся, получит жизнь, горячий обед и много шнапса! Кто будет сопротивляться, будет уничтожен! Рус Иван, сдавайся…» – голос с сильным акцентом, слегка искаженный динамиками, вновь и вновь гремел над болотом, напоминая, что немцы занялись русскими разведчиками всерьез и уходить отнюдь не намерены.
Вторые сутки группа, прилагая все оставшиеся силы, уходила от преследования. А началось все с обычного дозора, на который разведчики напоролись в темноте в первую же ночь, когда стремительно уходили подальше от места диверсии. Небольшая перестрелка, которой бойцы Прохорова поначалу даже не придали серьезного значения, вдруг переросла в достаточно серьезную проблему – немцы подняли по тревоге все располагавшиеся поблизости воинские части и организовали преследование.
Хотя чуть позднее разведчики пришли к выводу, что все началось гораздо раньше и организаторами поисков русских диверсантов, скорее всего, были местные служба безопасности СД и гестапо. Вероятно, прикидывал Прохоров, мощнейший взрыв все-таки не уничтожил караульное помещение, укрывавшееся за кирпичным забором, и немцы обнаружили своих убитых солдат. А уж сложить два и два и догадаться, что склады взорвались не сами по себе, для фрицев большого труда не составило.
Кто бы там ни поднял тревогу и кто бы ни участвовал в облаве на русских диверсантов, итог оказался для разведчиков не очень веселым: группа оказалась почти в центре пусть и не очень большого, но достаточно опасного болота, окруженного немцами. К счастью для преследуемых, болото было старым, по краям заросшим уже взрослыми деревьями, а вся остальная, покрытая мхами, площадь пряталась в молодой поросли кустарников, молодых березок, ольхи и елок. Хуже было то, что хватало здесь и открытых полянок, и топких мест, где жидковатый слой мха и дерна ходил под ногами ходуном и таил под собой холодную трясину, из которой нет спасения ни зверю, ни человеку.
– Вот оно, это болото, – покусывая травинку, ткнул сухой веткой в разложенную карту Прохоров. – Мы примерно вот здесь. Если карта не врет, то выбор у нас не богат: с этой стороны поля, где любой заяц будет виден за версту, здесь и здесь – деревни, где наверняка есть немцы и полицаи… В общем, приличный лес, куда можно рвануть и раствориться, только северо-восточнее – вот он. Так что если и пробираться, то только сюда.
– Командир, фрицы ведь тоже не дураки, – сказал Ганевич, с сомнением покачивая головой. – У них ведь тоже карты есть – и, думаю, не хуже нашей. Наверняка путь к лесу они надежно перекрыли. А если с боем прорываться, то на сколько нас хватит? Да и патронов в обрез, а сколько нам еще по этому болоту и потом еще бегать, одному лешему известно. А может быть, нам разъединиться и парами или тройками попробовать просочиться сквозь их заслоны, а?
– Мысль, конечно, красивая, – поморщился лейтенант и задумчиво посмотрел на пленного унтер-офицера, с завидной послушностью бегавшего с разведчиками с того самого часа, как они покинули территорию складов, – но спорная. Малыми группами прошмыгнуть мимо фрицев проще – это да. Но, в случае боестолкновения, шесть бойцов – это воинское подразделение, боевая единица, у которой есть хоть и минимальный, но шанс на успех. А вот два красноармейца – это, можно сказать, для фрицев те же два зайца, которых они в момент прихлопнут и шкурку сдерут! Нет, дорогие мои, распылять силы мы не будем – уйдем, так все вместе. Ну, а если не получится, то… То тоже вместе. Так что слушай боевой приказ: сидим, как мышки, набираемся сил и ждем сумерек. А там видно будет! Авось твой леший нам и подсобит фрицев с носом оставить… Яровец, а вот тебе – отдельное поручение! Никто, кроме тебя, не сможет как змейка по этому болоту поганому проскользнуть – любой из нас обязательно сухую веточку сапогом отыщет или по-другому как нашумит. Ты, как сумерки начнут опускаться, пошарь там, где я на карте дорожку к лесу показывал, добро?
– Сделаю, командир, – с готовностью кивнул сержант и добавил: – Думаю, если идти, то прямо сейчас, а то путь-то не близкий – туда километра четыре, да назад… Я аккуратненько, без спешки по светлому к краю болота выйду, а уж когда темнеть начнет, все там посмотрю-прошарю.
– Добро, давай так, – не стал спорить Прохоров. – Лишнее все оставь, чтоб полегче идти было, и смотри там – в трясину не надумайся угодить! На тебя сейчас вся надежда – не на лешего же, в самом деле.
– Леший – он ведь тоже наш, русский, – скупо улыбнулся Яровец, засовывая за пазуху телогрейки пистолет и пару гранат, – так что поможет и не подгадит. Ну все, пошел я! Вы только отсюда уйти куда еще не надумайтесь, а то в темноте ведь век не найду.
– Да куда мы денемся… Ты только возвращайся обязательно!
…Стрелки часов равнодушно отсчитывали секунды, минуты и часы, и не было им ровно никакого дела ни до разведчиков, загнанных в болото, ни до немцев, ни до войны вообще – они просто делали свою работу, перемалывая крошечными шестеренками время. Время дня, ночи, войны, чьей-то любви, жизни – и смерти…
– А у нас в деревне, когда кабанчика кололи, – увлеченно нашептывал Миронову Дукин, помогая себе красноречивыми жестами, – то кровь обязательно собирали и потом кровяную колбасу делали. Ну, печенку и легкое тоже сразу в дело пускали – с лучком да со шкварками нажарят и прямо на сковородке скворчащее это дело на стол. Самогоночки по стаканчику – это уж само собой! А сало я, бывало, сначала срежу – с прослоечками обязательно! – а потом солю. Чесночок туда, перчик, соль крупную, лист лавровый и самое главное – тмина побольше! Это ж не сало получалось, а песня! А запах какой – чуть не на всю деревню! А часть я коптил…