Но на нее я не смотрел. Я был занят – глядел на братца Рэя. А тот сказал:
– Крид, пожалуйста! Отпусти его!
– Ты намерен бросить свой револьвер? – спросил я.
Он отрицательно помотал головой, и я увидел, что по его щекам текут слезы. Левая нога Рэя уже болталась неподвижно, а левая едва дергалась.
– Я люблю тебя, Рэй, – сказал я.
Я знал, что сейчас последует, поэтому выпустил Рэя как раз в тот момент, когда его братец застрелил его. После чего этот братец бросился на пол справа от меня, целясь из того положения, при котором я был более всего уязвим. Я не мог позволить ему устроиться там, так что опустился на одно колено и всадил пулю ему в левый глаз, а потом еще одну в лоб. Потом попытался толкнуть дверь вперед, но мертвое тело Рэя удерживало ее на месте, так что я отодвинулся от нее назад и проверил, не попала ли в меня пуля, пройдя сквозь тело Рэя.
Не попала.
Я дошел до тела Джо и высмотрел валявшийся в нескольких футах от него на полу «Монстер магнум». Такую дуру нужно не просто подобрать, ее нужно поднять. С известным усилием. Я проделал это и потратил несколько секунд, чтобы как следует рассмотреть пушку и насладиться этим зрелищем. «Смит энд Вессон» калибра.50 – это самый крупный, самый тяжелый и самый мощный револьвер фабричного производства во всем мире. По сравнению с ним оружие Грязного Гарри [14] – это просто детская игрушка, пневматический пистолетик. Я и не рассчитывал встретить оружие такого калибра, и теперь удивился, почему Джо не додумался выстрелить из него в Рэя. Пуля из патрона «магнум» 50-го калибра проткнула бы его насквозь, а потом створку двери и меня, да еще и стену позади меня.
Мне не терпелось рассказать Кэтлин, как мне все-таки повезло. Я полагал, что наконец-то нашел еще одну женщину, помимо Келли, с которой можно поговорить о подобных вещах. Келли – сущее сокровище, но в ней не найти ни капли тепла. Это наполовину убийца, наполовину хитрюга и умница. Келли вовсе не считала бы, что мне повезло; она бы просто сказала, что Джо – глупец. А про Рэя и его братца ее не следовало даже спрашивать. Уж она бы не пропустила «поцелуй, как в Глазго», она не стала бы пытаться договориться с парнем, который вывесил ее напарника на створку двери, и она в первую очередь не стала бы болтаться и ждать на парковочной площадке. Келли ввалилась бы напрямик через парадную дверь ресторана, всадила бы мне пулю между глаз и стащила бы сэндвич Кэтлин, чтобы закусить по пути домой.
Я сказал всем, оставшимся в кухне, что они уже могут вылезти наружу, велел им позаботиться об официантке, которая уже не билась в истерике, а впала в ступор от пережитого шока, забрал трофейный револьвер и вышел в зал ресторана. И обнаружил Кэтлин, прячущуюся под столом, где я велел ей сидеть и дожидаться меня. Я опустился на одно колено, чтобы получше ее видеть. Она была вся бледненькая и сильно дрожала, просто тряслась. Я положил трофейную пушку на пол и протянул ей руку. Она вскрикнула и оттолкнула мою руку. Я сказал, что все уже кончено, что она в полной безопасности, что все в полном порядке. Я хотел рассказать ей, что и как произошло, поведать ей, насколько я был шокирован, когда братец Рэя застрелил его, чтобы избавить от дальнейших мучений; я даже был готов рассказать ей больше о том, как зарабатываю себе на хлеб. Но она все продолжала кричать, а потом заявила, что больше не желает меня видеть. Я решил, что она, видимо, пребывает в расстроенных чувствах, но не мог оценить степень этой ее расстроенности.
Я снял с рук липкую ленту и сунул пластиковую пластинку обратно в бумажник. Потом вышел из ресторана, прошел к своей машине и пустился в относительно короткий путь до Манхэттена. Когда я добрался до магистрали, то позвонил сперва Лу, а потом Дарвину и выдал обоим свои претензии. Потом спросил Дарвина, не может ли он предупредить полицию, чтобы та не задерживала мою машину.
Он ответил, что попытается.
Только что миновал полдень, а я уже был обратно на Манхэттене, у себя в гостиничном номере. Заказал себе в номер большой стакан и бутылку виски «Мейкерз», доставить которые им почему-то потребовалось целых полчаса. Запоздавший разносчик попытался было завести со мною разговор – явно чтобы напроситься на более щедрые чаевые, которые, как я заметил, уже были прибавлены в счете к стоимости заказа. Хотя деньги для меня не проблема, мысли о том, чтобы отдать сто двадцать долларов за бутылку виски стоимостью в тридцать пять, было вполне достаточно, чтобы не увеличивать чаевые. Я резко отмахнулся от него и отправил вон, и мы обменялись хмурыми взглядами. Я пошел к раковине, открыл кран горячей воды и стал ждать, когда тот заработает.
Пока что денек был черт знает какой трудный. Я выяснил, что вся семья Эдди была убита, чтобы обманом стащить у них этот выигрыш в лотерею. На меня напали трое негодяйцев, которые пытались убить меня в ресторане на глазах у публики. Я потерял Кэтлин, первую за много лет женщину, которая явила мне проблеск надежды на возможность нормальных отношений в будущем. Я рассорился с тетушкой Хейзл, и она стала мне врагом, что, по всей видимости, обойдется мне в потерю всяких возможностей и привилегий в смысле посещения Эдди.
Из крана уже текла исходящая паром горячая вода. Я рассчитывал, что в гостинице подобного класса никто не станет мочиться в стакан, однако все же тщательно прополоскал его. Потом плеснул в него пол-унции виски и поболтал, чтобы из стакана хорошо запахло, а также чтобы убить всех самых упрямых микробов, которые еще надеялись попасть ко мне в систему кровообращения.
И отпил немного виски.
Есть что-то особенное в этом первоклассном бурбоне из Кентукки. Моя любимая марка – «Паппи Ван Винкл» двадцатилетней выдержки, но «Мейкерз Марк» проще достать, и он ничуть не менее великолепен, даже сам по себе. Бурбон – не слишком претенциозный напиток, хотя и в нем все же имеются скрытые намеки на некую претенциозность. Эксперты давно уже организуют особые группы для проверки и оценки вкусовых качеств этого напитка, в частности «мягкости» бурбонов высшего качества и необычно элегантных оттенков вкуса, с которыми вы, вероятно, столкнетесь, пробуя их, включая такие экзотические нотки, как привкус апельсиновой кожуры, лакрицы, миндаля и корицы.
По моему мнению, перечисление всех этих ароматов и привкусов ведет прямо к снобизму. Как говорят у них в Кентукки, «с приличными людьми не стоит рассуждать о таких тонкостях». Все, что требуется от действительно хорошего кентуккского бурбона, это обеспечить вам мягкое, ненавязчивое жжение на языке и намек на карамельный привкус. Бурбон пьют чистым, ни с чем его не смешивая и не добавляя лед, и если вы выбрали правильный сорт, он будет иметь вкус бурбона, а не лекарства или денатурата, как большинство спиртных напитков.
Я отпил еще.
Мне хотелось позвонить Кэтлин, хотелось разобраться с этой проблемой. Я уже решил позвонить, думая, не может ли немного юмора стать наилучшим подходом. Я думал об этом некоторое время, но в итоге решил, что она сейчас не в том настроении, чтобы должным образом воспринять этот юмор и счесть его приемлемым. Я, конечно, могу извиниться, но какой в этом смысл?