– О да, он много чего сказал, ваша честь, но я не уполномочен повторять здесь его слова. Не думаю, что это пошло бы ему на пользу.
– Не сомневаюсь. Мне не нравится, когда меня обзывают, мистер Бакли, особенно грубым словом «расист». А это одно из любимых слов мистера Систранка. Уполномочиваю вас как его коллегу объяснить ему это и заверить от моего имени, что, если когда-нибудь еще он и вы тоже назовете меня так, двери моего зала суда будут для вас закрыты навсегда.
– С радостью доведу это до его сведения, судья, – кивнул Бакли.
Джейк с Люсьеном сидели в четвертом ряду от конца на длинной скамье красного дерева, которая стояла там уже несколько десятков лет. У дальней от них стены появилась и заняла место чернокожая женщина лет двадцати пяти, миловидная и смутно знакомая. Она бегло осмотрелась, словно сомневаясь, позволено ли ей здесь находиться. Когда ее взгляд упал на Джейка, он улыбнулся: все, мол, в порядке, слушания открыты для публики.
Судья Этли тем временем продолжал:
– Благодарю вас. Итак, цель наших сегодняшних кратких слушаний – рассмотреть вопрос о вероятности отмены моего приказа о вашем аресте. Я приказал арестовать вас – вас и вашего соратника – за оскорбление суда, мистер Бакли, потому что, с моей точки зрения, вы вели себя вопиюще неуважительно по отношению к суду и, следовательно, ко мне. Признаюсь, я был разгневан, хотя обычно стараюсь избегать принятия решений в излишне эмоциональном состоянии. За долгие годы я убедился: такие решения, как правило, не самые удачные. Но я не сожалею о том, что сделал вчера, и поступил бы точно так же сегодня. А теперь я предоставляю вам возможность ответить.
Оззи уже поработал посредником: простое признание своей вины, простое извинение, и приказ об аресте за оскорбление суда будет снят. Руфус на это сразу согласился, Систранк категорически отказался.
Руфус, глядя в пол, перенес тяжесть тела с одной ноги на другую.
– Да, ваша честь, ну… я признаю, что вчера мы преступили грань дозволенного. Мы вели себя дерзко и неуважительно, за что я приношу извинения. Это больше не повторится.
– Очень хорошо. Приказ о вашем аресте за неуважение к суду, таким образом, аннулируется.
– Благодарю, ваша честь, – смиренно произнес Бакли, с облегчением расправляя расслабляя плечи.
– Итак, мистер Бакли, я назначил открытие процесса на третье апреля. До этого предстоит много работы. Вам, адвокатам, неоднократно придется собираться вместе, не исключено, в этом зале пройдет еще несколько предварительных слушаний. Нельзя допустить, чтобы каждый раз, когда мы будем оказываться вместе, возникали ссоры и устраивались представления. Дело непростое, мы все понимаем, что ставки очень высоки. Поэтому мой вопрос состоит в следующем: какой представляется вам ваша роль в этом деле – ваша и ваших мемфисских коллег?
Снова почувствовав себя свободным и получив возможность высказаться, Руфус неожиданно уверенно ухватился за этот шанс.
– Ваша честь, – произнес он, откашлявшись, – мы здесь, чтобы защитить права миз Летти Лэнг и…
– Это понятно, – перебил судья. – Я говорю о процессуальной процедуре, мистер Бакли. Мне кажется, в такой ситуации мистеру Брайгенсу, ведущему адвокату по утверждению завещания, и куче адвокатов, представляющих интересы бенефициара, просто будет слишком тесно. Вас чересчур много. Понимаете, что я имею в виду?
– Э-э-э… не совсем, ваша честь.
– Хорошо, выражусь яснее. Лицо, желающее опротестовать завещание, имеет право нанять адвоката и подать ходатайство, – махнул рукой в сторону адвокатов другой стороны судья. – Этому адвокату есть что делать с самого начала до самого конца. А вот бенефициара завещания представляет адвокат по делам наследства. В нашем случае это мистер Брайгенс. Персональные адвокаты бенефициара в некотором роде просто пользуются плодами его трудов.
– О, с этим я не согласен, ваша честь. Мы…
– Помолчите. Так вот, мистер Бакли… При всем уважении, должен сказать: не уверен, что ваши услуги действительно необходимы. Может, это не так, но вам придется постараться переубедить меня. У нас еще масса времени. Просто подумайте об этом, хорошо? Я не могу представить процесс, в котором личным адвокатам бенефициара была бы определена активная роль.
– Ну… судья, я думаю…
Судья Этли предупреждающе выставил вперед ладонь:
– Довольно. Я это не обсуждаю. Может, в другой раз.
Сначала показалось, Бакли готов вступить в спор, но, видимо, вовремя вспомнил, почему он здесь. Не было смысла вновь раздражать судью.
– Конечно, судья, благодарю вас, – скромно произнес он.
– Вы свободны.
Джейк снова взглянул на молодую женщину. Облегающие джинсы, красный свитер, весьма поношенные желтые кроссовки, стильная короткая стрижка. Она выглядела гибкой и ладной, совсем не похожей на типичных двадцатипятилетних чернокожих женщин округа Форд. Встретившись взглядом с Джейком, она улыбнулась.
А полчаса спустя она стояла перед столом Рокси и вежливо интересовалась, не сможет ли мистер Брайгенс уделить ей несколько минут.
– Ваше имя, пожалуйста.
– Порция Лэнг, дочь Летти.
Мистер Брайгенс был очень занят. Но Рокси понимала: это может оказаться важным, и попросила женщину подождать минут десять, а сама нашла небольшой зазор в расписании шефа.
Джейк пригласил гостью в кабинет и предложил кофе, она, поблагодарив, отказалась. Они расположились в углу, словно на сеансе психотерапии: Джейк – в старинном кожаном кресле, Порция – на диване. Не в силах удержаться, она с восхищением оглядывала большую комнату, красивую мебель и продуманный беспорядок на рабочем столе.
– Это мое первое посещение адвокатской конторы, – призналась она.
– Если повезет, то и последнее, – пошутил Джейк.
Девушка нервничала и поначалу держалась напряженно. Но ее визит мог оказаться очень важным, и Джейк делал все возможное, чтобы она почувствовала себя свободнее.
– Расскажите о себе, – попросил он.
– О, я знаю, у вас мало времени.
– У меня куча времени. Дело вашей матери для нашей конторы – самое важное.
Порция сделала попытку улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. Скрестив ноги в желтых кроссовках, она начала. Ей двадцать четыре года, она старшая дочь в семье и только что демобилизовалась из армии после шести лет службы.
В Германии до нее дошло известие о том, что мать упомянута в завещании Сета Хаббарда. Но это не имело отношения к ее демобилизации. Просто шести лет оказалось достаточно. Порция устала от армии и готова была сменить военную жизнь на гражданскую.
В Клэнтонской старшей школе она считалась хорошей ученицей, но при нерегулярной работе отца у них не было денег на колледж. (Говоря о Симеоне, девушка нахмурилась.) Горя желанием уехать из дома и вообще из округа Форд, Порция записалась в армию и получила возможность попутешествовать по миру.