– Зачем этот разговор, если до нас вам нет дела? – с горечью спросила Зарема.
– Мне есть дело до тех взрослых и детей, которые могут погибнуть, если мы вас не остановим, – продолжил незнакомец.
– Остановите меня, они найдут другую…
– Правильно. Поэтому нужно покончить с ними. И мы это сделаем! С вами или без вас!
– Никто не может с ними покончить! Сколько военных нагнали со всей России, а они свободно ходят куда хотят и делают что хотят! – зло выкрикнула Зарема.
Человек в очках покачал головой.
– За несколько дней убиты четверо руководителей и крупных фигур бандитского подполья. Такая же участь ждет и остальных. Но нам нужна помощь простых людей! Их соседей, знакомых, родственников! Ведь вам не нравится, что они делают, но вы молчите, кормите их, прячете, помогаете уйти от облавы…
– Что вам от меня надо?!
– Чтобы вы помогли нам обезвредить Оловянного и Абрикоса. Пока они не посадили вас с бомбой на теле в московское метро!
Зарема надолго замолчала. В глазах копились слезы.
– А если я откажусь?
Незнакомец пожал плечами.
– Мне придётся вас задержать за пособничество террористам. Будет следствие, суд и приговор. Думаю, достаточно суровый.
– А что будет с моим сыном?
– То же, что будет, если вы взорвете себя в Москве. Нет, даже лучше: лет через восемь вы к нему вернетесь!
Слезы хлынули из глаз – Зарема разрыдалась. Аслан проснулся и смотрел на мать сонными круглыми глазами.
– Они не оставят меня в покое, – сквозь слёзы выговорила Зарема.
– Оставят! Я вам обещаю!
Аслан тоже заплакал. Зарема достала бутылочку с водой и стала поить сына. Собеседник терпеливо ждал. Напившись, ребенок успокоился. Только тогда прозвучал следующий вопрос:
– И что вы собираетесь делать?
– Я не знаю. Пусть будет так, как решит Аллах.
– Вы называете Аллахом Руслана Джебраилова? Это же он так решил!
– Я никогда не назову этого шайтана святым именем!
Нижегородцев с удовлетворением отметил, что в глазах молодой женщины мелькнула ненависть.
– Вы хотите, чтобы он горел в аду?
– Что я должна сделать? – маленькая ладонь растирала слёзы по симпатичному лицу.
– Не должна. Ты хочешь это сделать! Ты ведь хочешь отомстить за смерть своих родственников и спастись самой – остаться жить, растить сына, помогать родителям?
– Конечно, хочу!
– Вот тебе твой шанс. – Вампир достал из бокового кармана спичечный коробок, открыл его наполовину и показал Зареме. Там лежали два блестящих маленьких диска – с десятирублевую монету.
– Что это?!
– Неважно. Смотри, вот эту пленку оторвешь – под ней клей, который прилипает к любой поверхности. Прицепишь незаметно эти штучки к одежде Абрикоса и Оловянного. И все, остальное за нами. Тебе больше ничего не придётся делать! Согласна?
– Хорошо, – еле слышно вымолвила Зарема, взяла коробок и крепко зажала в ладони.
– Вот куда можно приклеить эти штучки, – Нижегородцев показал ей листок, на котором были изображены силуэты мужчин. Черные стрелки упирались в разные части их одежды.
– За обшлага брюк, в задний карман, за подкладку! – палец Вампира показывал предпочтительные места – одно за другим. – Абрикос всегда в кепке, ему можно вот сюда…
– Я все сделаю! – окрепшим голосом произнесла Зарема. Страшный самоподрыв перестал маячить впереди. Появлялась возможность жить дальше. И было бы глупо ею не воспользоваться.
Сибирская тайга
Утром Мончегорова разбудили голоса. Кроме него, в просторном помещении никого не было. Солнце уже взошло, и через щель приоткрытой двери вместе с солнечными лучами и свежим воздухом с улицы в барак проникали обрывки разговора. После кошмарного сна голова гудела, вставать не хотелось. Пересилив себя, Иван Степанович поднялся с нар и вышел на крыльцо. Все восемь человек собрались у склада, в котором ночевала лошадь. Двери были открыты.
«Наверное, задрали лошадь ночью, – подумал Мончегоров. – Только как они замок отперли?!»
К его удивлению, лошадь оказалась жива и невредима, хотя и напугана. Она прижимала уши к голове, шарахалась от людей и взбрыкивала. Вокруг было множество огромных следов, но в советское время склады строили капитально, чтобы ни лихой человек, ни умный зверь не могли посягнуть на народное добро. А вот у бочки на телеге, стоявшей у боковой стены, оказался отломлен кран, и вся вода вытекла на землю.
– Это они нарочно! – испуганно произнес Омон. – Хитрые гады! Без воды долго не протянешь!
– Интересно, а откуда сами медьваки пьют?! – спросил Муха. – Если с той лужи, что мы на шулюм воду брали, то… Мож её отравить?
– Они отовсюду пьют, хоть с атомного озера, – неодобрительно покачал головой Николай-Артист. – Так что, ты все перетравишь? Не дело это…
– Ладно, хватит бузу разводить! – вмешался Тайга. – Отравить, отравить… Чем ты их травить думаешь?
– Ерунда это все! – Карим махнул рукой. – Надо будет – Володя возьмет карабин и перестреляет их всех, какими бы умными они ни были!
– Или подорвем на фиг! – кивнул тот.
– Вы лучше вот что скажите, друзья-товарищи, – обратился Карим к занадворовцам. – Вы насос отсюда брали?
– Какой насос? – насторожился Артист.
– Обрисуйте, Иван Степанович! – попросил Карим.
Мончегоров нехотя описал, как выглядит насос.
– Так он стоит в сарае, – кивнул Артист. – Что с ним делать?
– А брали зачем?
– Так, на всякий случай!
«Дай возможность – все разворуют, даже то, что не нужно, – с досадой подумал Мончегоров. – И почему наш народ так устроен?»
– В общем, надо в Занадворовку ехать, – задумчиво сказал Омон. – Кран починим да воды наберем… На полную бочку долго цедить, воды-то там небогато… Но на первое время привезем… Айда, Николай!
– Николай с нами поедет, для него работа есть, – поправил Карим. – А с тобой, вот, Иван Степанович отправится. Он этот насос и заберет!
– Да, пожалуйста, мы со всем удовольствием отдадим! – кивнул Михаил. Он сноровисто запряг лошадь, положил рядом с собой ружье, Иван Степанович сел сзади, облокотившись на бочку, и они выехали из лагеря. Через несколько минут расчищенный участок тайги закончился и узенький проселок нырнул в заросли. Ветки кустарника и деревьев иногда сходились так близко, что задевали Мончегорова по лицу. Михаил все время осматривался по сторонам.
– Незаметно не выскочит, Зорька издаля почует, – бормотал он. – Да и не станут они днем…