Он встрепенулся, еще раз предвзято посмотрел на пассажира, глянул в документ.
— Минуточку, Сергей Михайлович. Вы мужчина. Вы старше шестнадцати лет, но вам еще не исполнилось шестьдесят. Это верно?
— Потрясающее наблюдение, — пробормотал Сергей. — А можно узнать, к чему вы клоните?
— Мне очень жаль, но я не могу разрешить вам въезд на территорию украинского государства. Приказ Госпогранслужбы Украины от тринадцатого апреля текущего года — ограничить въезд в страну для российских мужчин указанного возраста. В связи с наличием информации о возможных провокациях и террористических актах.
— Издеваетесь? — на всякий случай уточнил Сергей, покосившись на притихшего попутчика.
Тот молчал, хотя и чувствовал себя неловко.
— Мне очень жаль. — Прапорщик радостно оскалился. — Но компетентными органами нашей страны усилен контроль за гражданами, въезжающими в страну из РФ. Пропуск осуществляется лишь в нескольких случаях. Если у вас имеются документы, подтверждающие родственные связи, смерть или тяжелую болезнь близких родственников, заверенные оригиналы приглашений юридических и физических лиц, или, допустим, в соседнем купе едет ваша семья. — Пограничник глумился в открытую. — Но ничего такого у вас нет. Я вынужден ссадить вас с поезда. Соберите вещи и пройдите со мной.
— Вы серьезно?
— Вполне. Будете возмущаться, вас доставят в линейный отдел милиции как лицо, оказывающее сопротивление законным требованиям работника государственной пограничной службы.
Сергей вздохнул, извлек из сумки водительские права, отвернулся, поколдовал, в результате чего аккуратно сложенная пятитысячная купюра удобно разместилась в них.
Он протянул права пограничнику и заявил:
— Ознакомьтесь, уважаемый. Возможно, данный документ возымеет силу.
Прапорщик отвернулся и изучил документ. Когда он вернул права, банкноты в них уже не было.
«Так мы еще и факир», — подумал отставной капитан.
— Хорошо. Я вижу, что вы не представляете угрозы для нашего государства, — нахмурившись, изрек неподкупный службист. — Но в следующий раз старайтесь запастись всеми необходимыми справками и приглашениями. Всего доброго. Из купе до отхода поезда не выходить. — Пограничник поспешил убраться, пряча глаза.
— Выкрутились! — одобрительно прогудел Борис Моисеевич. — Поздравляю, Сергей Михайлович. Вы только что дали этому упырю почти половину его месячной зарплаты. На самом деле расценки ниже. Но не возвращать же его.
— А что, действительно есть такой приказ — не пускать в Украину мужиков из РФ? — недоверчиво спросил Сергей.
— Есть, — сказал Тышлер. — Во всяком случае был. — Он снова начал гнездиться на полке, подбивать подушку, ворча под нос: — Эх, Украина, как же вышло так, что ты лишилась разума?
Поезд прибыл на вокзал около шести утра.
— Опоздали, — проворчал Тышлер. — Долго проторчали на подъездных путях.
В Киеве стояла жара, и даже в шесть утра было нечем дышать.
— В гости не заедете? — предложил попутчик. — Продолжим знакомство, выпьем по-человечески. Живу на Оболони, улица Героев Сталинграда, жена в Карпатах, на работу только послезавтра, на метро доедем за полчаса.
Сергею не хотелось злоупотреблять гостеприимством приличного человека. Он от души поблагодарил, сослался на дела и простился с Тышлером.
Автобус на Львов отходил в четвертом часу дня. Снова началось отрешенное ожидание. Гайдук слонялся по рассветным улицам, разглядывал дома с интересной архитектурой. Обменять в поезде рубли на гривны он не догадался, а соваться в кафе с российскими деньгами было не очень умно. Ему пришлось голодать в ожидании открытия обменника.
На него никто не обращал внимания — обычный мужчина, сумка через плечо. Мимо прошел милицейский патруль и даже не покосился в его сторону. Какие-то бритоголовые ребята с желтыми повязками развязно хохотали, разбавляя украинскую мову русской нецензурной бранью. Улицы наполнялись народом, машинами. На многих автомобилях развевались желто-голубые флажки.
Сергей разменял наличность, перехватил недобрый взгляд пенсионерки, дышащей в затылок, и зашел в кафе. На носителей русского языка в украинской столице пока еще с палками не бросались. Он уминал жестковатый стейк, косясь на телевизор, укрепленный над стойкой бара.
Суровый тип в камуфляже, похожий на андроида, зачитывал суточную сводку из зоны антитеррористической операции. Освобождены три населенных пункта, потери террористов за сутки составили 272 человека — не поленились, посчитали под пулями! — десять «Градов», шесть танков. Потери ВСУ — четверо погибших, двенадцать раненых. Обычное пропагандистское вранье. Тяжелые бои, минометные обстрелы, атаки мобильных групп ополченцев, засады, диверсии, котлы с тотальной утюжкой, и хоть ты тресни. Полтора трупа!..
Потом он бродил по центральному Печерскому району, по Институтской и Банковской улицам, где несколько месяцев назад шли остервенелые потасовки. Мостовую уже заделали, стены домов подчистили, подкрасили. На них кое-где висели свежие мемориальные доски, восхваляющие подвиг пресловутой «Небесной сотни».
Сергей заглянул на майдан, где до сих пор гуляла анархия. Площадь Независимости, как и сама упомянутая независимость, представляла жалкое зрелище. Разбитые мостовые, баррикады из покрышек, палаточные городки, засиженные, словно мухами, бомжеватыми людьми. Торчали плакаты с абсурдными лозунгами, на клумбах росли лук и петрушка.
«Хотят убедиться, что их не обманули, что все завоевания не пропали даром», — сообразил Сергей и впервые за два дня улыбнулся.
На площади проходил стихийный митинг. Бомжеватые люди о чем-то спорили с прилично одетыми. Градус беседы повышался, ее участники махали руками. Румяная тетка в драных рейтузах яростно жестикулировала и гремела как зенитка.
«Интересно, там есть хоть один человек с не поехавшей крышей?» — задумался Сергей и подобрался ближе.
Гомонили бабы. Одна кричала, что за независимость нужно биться до последней капли крови, гнать с Украины подлых оккупантов, не отдавать ни пяди родной земли!
— Минус Крым, — добавил кто-то, и несколько человек рассмеялись.
Другая жаловалась на дороговизну, на грядущую зиму, во время которой городское хозяйство полностью загнется, не говоря уж про другие города.
— А чего вы хотели? Тяжелее жить становится все легче, мадам, — хохмил остряк с одесским прононсом.
— И в чем неправ был Янукович? — откровенничал кто-то из разряда здравомыслящих. — Ляпнул, что не время ассоциироваться с ЕС, и начался бунт. А что ляпнул новый президент, забыли? Не время ассоциироваться с ЕС, нужно подождать, подготовиться. Где бунт? Почему народ не скидывает президента, который выгоден Америке, а не России?
Подобные мнения в данной среде не приветствовались. Их носители были кем-то вроде камикадзе.