– Она располагается в Парме.
– Кто?
– Обитель. Парма, итальянский город в провинции Эмилия, была основана этрусками.
– Вы издеваетесь?
– Ошибаетесь, комиссар. Я это сказал лишь забавы ради, безотносительно к расследованию, которое занимает все ваши мысли. И уж тем более к возможной торговле женщинами.
– Смейтесь, Легри, смейтесь, как бы только потом пожалеть не пришлось, – проворчал Огюстен Вальми, бросая записную книжку на конторку.
Затем ткнул себя указательным пальцем в лоб и добавил:
– Если что, у меня здесь все записано.
– Как вам удалось установить личность жертвы, найденной в павильоне Фарерских островов?
– При нем нашли ключ с эмблемой «Отеля Трокадеро». Я заставил директора и служащих явиться на опознание трупа. Их ответ был категоричен, хотя его наряд явно не соответствовал костюму того брюзгливого янки, которого они знали. И любопытный же он субъект, этот Мэтью Уолтер – одет как беглый каторжник, на левой руке татуировка в виде красного дракона, украшенная лозунгом анархистов: «Свобода или смерть!» И приятель вашего кузена, этот господин Финч, который от вас только что вышел, теперь для меня подозреваемый номер один. Клин клином вышибают. Кроме цепочки предположений, никаких весомых доказательств против него у меня нет. Эти мелкие кражи, совершенные в отеле, меня заинтриговали. Господин Финч обратился к администрации с жалобой, что ночью к его штанам кто-то приделал ноги, и на основании этого раскрутил Дутремона на бесплатное проживание. Следующей ночью кто-то прикончил его соседа. И что же уволокли на этот раз? Опять же штаны. А вы мне тут говорите о «Дамском счастье». Это же… это на грани порнографии!
Виктор почувствовал, что внутри у него все сжалось. Татуировка в виде дракона… Комодо! Остров драконов!
Из его груди вырвался глубокий вздох.
– Полно вам, комиссар, вы думаете, что всему виной клика феминисток, решивших отомстить самцам путем кражи у них брюк? Кстати, а на господине Уолтере штаны были?
– Легри, я вижу, вы неисправимы. Нет вам прощения. Хитрите, хитрите, все равно водить меня за нос вам долго не удастся. Дело-то с душком, этот господин Финч ведет себя не как добрый католик…
– Само собой разумеется, что с душком, воду отключают, канализация не работает, вот вам и результат. А что касается Финча, то он не католик, а член англиканской церкви.
– Легри, плевать я хотел на ваш вычурный юмор. Этот сомнительный тип – англосакс, и отрицать этого вы не сможете.
– Но ведь первый убитый был азиат.
– Опять же не факт. Когда-то вы мне уже помогали, и теперь я прошу вас работать в контакте со мной. В последние два дня из-за визита шаха у меня совсем не осталось людей. Его Величество Мозафереддин-шах пробудет здесь целую неделю. Вчера ему показали автомобиль: пришлось дотошно объяснять принцип действия даже самых мельчайших механизмов. После двухдневного пребывания во Дворце правителей он приказал открыть ворота и живо доставить его на авеню дю Буа1. [98] Затем совершил прогулку по Сене на яхте владельца шоколадных фабрик Менье.
Сражаясь с приступом дурноты, Виктор с силой надавил рукой на затылок и закрыл глаза. Лицо комиссара исчезло, и он подумал о Даглане. Почему Фредерик не сказал ему, что остановился в «Отеле Трокадеро»? Что он скрывал? Финч… Даглан… А штаны? Их у него действительно украли? Смешно! Штаны! Да не одни, а двое.
– Витаете в облаках, Легри?
– Да-да, я слушаю, шах, – безвольно молвил Виктор, снедаемый тревогой.
– Затем его под охраной отвезли на скачки, где он посчитал мудрым сделать заявление: «Я знаю, что та или иная лошадь придет первой, но какая конкретно – мне совершенно безразлично». Сегодня он почтил своим присутствием Выставку, хотя запланированный ранее прием в Елисейском дворце отменен по причине, назвать которую вам в данный момент я не могу. Если учесть количество полицейских, выделенных для его охраны, мы должны радоваться, что русский царь отклонил наше приглашение!
Перед этим Огюстен Вальми снял замшевую перчатку и теперь хлопал ею по краю прилавка.
Виктор ухватился за спинку стула. Каждый такой хлопок эхом отдавался у него в голове. Его охватила неодолимая усталость.
«Черт бы тебя побрал! Ты говоришь так же утомительно, как мой досточтимый отец, часами читавший мне мораль. У меня вот-вот начнется жесточайшая мигрень!»
– То, что вы говорите, очень интересно и оригинально, – произнес он, выдавливая из себя улыбку.
– Я доведен до крайности, Легри. Мне в подмогу дали лишь необстрелянного инспектора. Мои силы на исходе. Убийца изображает из себя Вильгельма Телля посреди всего этого проходного двора, где постоянно толкутся тысячи посетителей, а от меня требуют его обезвредить. Я перестал спать.
– Обещаю – если узнаю что-нибудь, достойное вашего внимания, обязательно с вами свяжусь.
– Можете даже ночью, – вздохнул Огюстен Вальми, – вот мой адрес.
Он протянул визитку, посмотрел на свою руку без перчатки и скривился.
– Где я могу помыть руки?
– Во дворе соседнего дома есть фонтан, но я очень сомневаюсь, что в нем будет вода.
– Достала меня эта городская грязь! – взорвался Вальми и грохнул за собой дверью.
– Смотри-ка, а он себе ни в чем не отказывает, – пробормотал Виктор.
Затем отчетливо прочел:
– Рю де ла Пэ, 2.
Его мысли вернулись к Даглану. Неужели Фредерик манипулировал им и Жозефом? Надо засунуть все эти домыслы в самый глубокий карман, прикрыв сверху носовым платком, в противном случае шурин рискует совершить оплошность. Какую тактику лучше применить? Неожиданно прощупать этого карманника?
«Кстати, Даглан, говорят, что у вас, как и у Энтони Форестера, в “Отеле Трокадеро” умыкнули брюки?»
Ничего не говорить и, в свою очередь, тоже начать им манипулировать? Но как? Он ведь скользкий, как угорь.
Его рассуждения прервал чей-то громкий зевок. На табурет, с опухшими от сна глазами, плюхнулся Жозеф.
– Этот идиот Вальми так и не вышел из глубокой умственной спячки? Как бы он не остался в этом состоянии навсегда. Что его сюда привело?
– Третье убийство. Ночью в темном закоулке павильона Фарерских островов был найден Мэтью Уолтер, постоялец «Отеля Трокадеро», в котором жил Энтони Форестер. Его проткнули стрелой с красным оперением.
– Ничего себе! Еще один? Это уже резня! А где Кэндзи?
– На втором этаже. Обстановка спокойная.
– Гренель, Трокадеро, Фарерские острова. Ничего общего. Каша какая-то! Что мы имеем?
– Ничего существенного, так, всякая ерунда. Старая матросская песенка, сопровождаемая советом помнить о Марии Селесте. Записка с угрозами в адрес некоего японца. Свидетельство перепуганного рабочего кухни, видевшего в номере Форестера совершенно постороннего человека. Стрелы, хранящиеся в полиции, на которые мне очень хотелось бы взглянуть поближе. Обломок стержня с красным оперением.